— Таисия? Зачем ей это?!
— Как я вам уже говорила, Борис Михайлович, Таисия Сергеевна порядочнейшая женщина. Она пошла на должностное преступление, так как в отличие от Зиберта не руководствуется принципом «Цель оправдывает средства».
— А «средства»…, это мои дети?
На скулах Завьялова заиграли желваки. Натягивая на ногу носок, он чуть его в клочки не разорвал. Но ярость вымела остатки страха. В прошлой жизни успешный автогонщик, а попросту адреналинщик-экстремал Борис Завьялов не раз попадал в ситуации, где способность взять нервы под уздцы, вытаскивала его передряг, спасая жизнь. Борис горел и падал, бился и дрался, как-то раз едва не утонул, но смог, оставив акваланг на дне, выбраться из трюма затонувшего, обросшего ракушками судна. Однажды, при затяжном прыжке невозмутимо перерезал стропы запутавшегося парашюта, успел воспользовался запасным.
Но эта жизнь была — его. Он рисковал по доброй воле. Страх за детей, за Зою — непрекращающийся, многолетний кошмар другого рода, переживание высшего порядка. Завянь давно казался сам себе рычащим от любого звука цепным псом. Загнанной лошадью, участвующей в скачках, где нет ни финиша, ни приза. Его сны превратились в отвратительную смесь из бегства, драк, безумно длинных коридоров, где то и дело появляются чудовищные звери, окровавленные люди-монстры…
Завьялов понимал, что превратился в издерганного слюнявого параноика, но ничего не мог поделать! с ума сводила мысль — его детям грозит смертельная опасность! его дети стали дичью для беспощадного охотника!
Он каждый день сходил с ума!..
Но кто бы смог Бориса упрекнуть?
…В момент, когда Миранда произнесла иезуитский афоризм, в голове Завьялова как будто что-то щелкнуло. С подобным звуком лопается от перенапряжения натянутая тетива, ломается преграда, взрывается тугой, надутый шар. Борис дошел до грани. Он за секунду перешагнул предел, за которым страх перестает быть ощущаемым, становится не ступором, а стимулом. В мозгу доведенного до крайности мужчины как будто сорвался некий ограничитель. Страх прекратил всесильное давление — ушел, исчез, пропал.
Если бы вышедшему из спальни Завьялову кто-то преградил дорогу хотя бы вопросом, Борис его даже не дослушал бы — ударил, смял и раздавил. Он чувствовал себя управляемой, рассудочной стихией, он ощущал в себе мощь мчащегося стада буйволов, он шел спасать своих детей.
— Борис Михайлович, лицо попроще сделайте, — раздался за спиной Бориса чуть насмешливый голос «леди полицейской». — Вы, вроде бы, по собственному дому идете, а не по вражеским тылам.
Завянь послушался. Миранда совершенно права: если в департаменте не знаю, что Пучкова успела позвонить бывшей диверсантке, его решительный настрой не должен вызвать подозрений.
Невозмутимо и хмуро Завьялов прошагал по коридору, кивнул охраннику у лестницы. Поздоровался со встреченной горничной. Время — половина десятого, в доме спят лишь полуночники хозяева.
По монитору ноутбука проскочила зеленая полоска.
Лев Константинович сорвал с висков присоски, Миранда, сматывая проводок, сухо докладывала генералу о сорвавшейся бомбардировке дома. Борис стоял у двери, приглядывал, чтоб не подслушали.
— Нехило развернулся гад, — в итоге выразился Константиныч. — Решительно. — И подумав, произнес: — А этот Зиберт толковый парень, раз предусмотрел подобный поворот… Как думаешь, Миранда, ему Извеков — по зубам?
— Не знаю, — честно покачала аккуратной головкой «леди полицейская». — Платон долгие годы проработал в поле, Зиберт — теоретик. Функционер из штаба аналитиков.
— Но может быть это и хорошо? Может быть нам сейчас как раз и нужен такой вот умник, способный просчитать Платона?
— В каком-то смысле — да, — невесело усмехнулась диверсантка. — Но в абсолютной оторванности Густава от полевых работ и кроется его ущербность. Он золотая голова. С черствой коркой на месте сердца. Зиберт никогда напрямую не сталкивался с людьми из прошлого, Лев Константинович, Борис Михайлович, он кабинетный деятель, вы для него…, простите, но — п о к о й н и к и.
— Категорически? — пробормотал Потапов.
ebooksa