Сверху раздался смех. Он вскинул голову – на ветке сидел мальчишка росточком с его, Ронана, предплечье, закутанный в какое-то рванье, нет – в старые пожухшие листья. У мальчишки были острые уши и насмешливое злое лицо, но Ронан отчетливо понял: ему зла это существо не хочет, кем бы оно ни было. Рассмеявшись еще раз, остроухий мальчишка понесся куда-то, перепрыгивая с одной тонкой ветки на другую.
Проводив его взглядом, Ронан увидел другого древесного обитателя: высоко на дереве из круглого дупла выглядывала женщина с длинными волосами цвета беличьего меха. Она озабоченно смотрела вниз, на двух бельчат, которые карабкались к ней по коре. И стоило им добраться до дупла, как они превратились в двух малышей, таких же рыженьких, как мать, в объятия которой они радостно нырнули…
А за несколькими рядами деревьев кто-то огромный, темный, покрытый травой и мхом, ворочался, и вздыхал, и смотрел на Ронана грустными светящимися глазами.
И все это – днем! Совсем недалеко от людского жилья!
Люди-бабочки – феи? – вернулись и кружились над его головой, о чем-то переговариваясь, а чуть выше плавали в воздухе сияющие шары с фигурками внутри.
Ронан подошел к реке, лег на живот, долго и жадно пил, потом умылся, намочил волосы. Отражение в потревоженной воде выглядело как-то странно. Он присмотрелся – нет, это было не отражение! Там, под бегущей водой, среди колышущейся нежной зелени, затаилась девчонка. Волосы у нее были зеленые, и кожа зеленоватая, и глаза совершенно зеленые, огромные глаза, у людей не бывает таких, но личико хорошенькое, и улыбалась она Ронану доброжелательно, только вот зубки у нее были мелкие, острые, чуть загнутые внутрь, рыбьи зубки. Но когда она протянула к нему руку – Ронан тоже опустил свою руку в воду. И ощутил нежное прохладное прикосновение. Дружеское. Почти родственное.
– Ронан! Ронан, где ты? – разорвал тишину голос Агнесс.
Речная девчонка мгновенно укрылась под слоем водорослей.
Бабочки разлетелись.
Сияющие шары взмыли вверх, укрывшись среди листвы и солнечных бликов.
Ронан поднялся и шагнул навстречу Агнесс.
Она запыхалась и раскраснелась, она выглядела испуганной и несчастной. И она не сопротивлялась, когда Ронан притянул ее в объятия и поцеловал так жарко, так страстно и крепко, как не целовал еще никогда. Он стал другим, он ощущал себя другим, и он больше не стеснялся своего влечения к этой девушке со сливочной теплой кожей и губами сладкими, как земляника. Это глупые люди стесняются чувств. Естественных чувств. Он – не человек. И Агнесс пробудила в нем страсть. К чему этой страсти стесняться? Ронан целовал и целовал ее, и Агнесс покорялась его страсти, и когда они вдвоем опустились на траву, и когда он развязал ленты ее шляпы, чтобы поцеловать в шею, в то теплое местечко, которое давно его манило, – она не запротестовала, она выглядела завороженной. Быть может, это он ее заворожил? От этой мысли Ронану сделалось жарко. Он почувствовал себя сильным, не просто сильным – всемогущим. Он чувствовал себя не человеком. И это было прекрасно. Ронан провел ладонью по узкой спине Агнесс, нащупал пуговки… Он сделает ее своей сегодня же. Здесь. А потом уведет с собой по Третьей дороге. Они будут свободны и счастливы. Свободны и счастливы.
Только прежде он должен сделать что-то важное, что-то очень важное…
Прежде чем любить Агнесс, он должен…
Он должен спасти свою мать!
Ронан вскочил, как ошпаренный.
Поднял с земли Агнесс, смотревшую на него с нежной, чуть сонной улыбкой.
– Возвращайся в пасторат. И жди. Я приду за тобой. А сейчас мне надо спасать матушку.
– Нет, Ронан! Я тебя одного не отпущу! – Агнесс стряхнула сонный морок, и глаза ее сделались ясными, тревожными. – Да откуда ты знаешь, куда идти за ней?
– Я не знаю. Но меня отведут…