– Ступай в дом, Агнесс. Там поговорим. – И мистер Линден кивком приказал ей следовать за ним.
– Расседлать Келпи, сэр? – спросил мальчишка-грум, с интересом наблюдавший за воссоединением семьи.
– Нет. Хотя… Нет, я скоро вернусь.
Дилемма Агнесс разрешилась – они вошли в левую дверь. Несмотря на ее тяжесть и толщину, дядюшке стоило лишь дотронуться до ручки, как дверь распахнулась. Агнесс обдало прохладой. Она ступила в просторный холл с лестницей, ведущей на второй этаж, но не успела как следует осмотреться – мистер Линден шагал слишком быстро. Гостиная находилась на первом этаже, в западном крыле, и оказалась неожиданно темной: продольные перекладины разделяли окно на пять узеньких частей, сквозь которые сочился скудный свет. Серые обои тоже выглядели безрадостно, как если бы по стенам растерли пепел. Но особенно Агнесс не понравились стулья и оттоманки, не расставленные в центре комнаты, а придвинутые к стенам по моде прошлого века. До чего же неуютно! Как в подземелье.
– У тебя есть «талон на суп»? – бросил через плечо дядюшка.
– Что? – обомлела Агнесс. Неужто и кормить ее здесь будут по талонам?
– Рекомендательное письмо, – вздохнул мистер Линден. – Когда его кому-то показываешь, то как минимум можешь рассчитывать на обед. Если, конечно, рекомендации хороши.
Агнесс поспешно выудила из кармана письмо от мадам Деверо. Послание было написано на розоватой бумаге и так приторно пахло корицей и кардамоном, что после него хотелось вытереть пальцы – вдруг липкие.
Пока пастор читал письмо, стоя у окна, Агнесс присела на стул, набитый комковатым конским волосом, и успела как следует разглядеть своего благодетеля.
Мистер Линден был высок и худощав, с осанкой благородной, пожалуй, даже чересчур. От духовного лица ждешь бо2льшего смирения. Волосы длинные – не до плеч, но щекочут скулы. Из-за макассарового масла они лежат черным шлемом, хотя концы все же вьются, сколько их ни умащивай. Вот если б он постригся покороче, не пришлось бы так мучиться! Нос крупный, но изящно очерченный. Серые глаза прищурены, от чего образовались ранние морщинки. Тонкие губы поджаты. А его впалые, как после поста, щеки Агнесс заметила еще на улице. Наряди его в рясу с капюшоном, и получится средневековый монах! Но печать усталости на челе совсем не подходит служителю церкви, в которой священникам не нужно носить власяницу или хлестать себя бичом… Или чем там еще занимаются католики? К чему такая суровость?
Когда пастор усмехался, в уголке рта проступала складка, глубокая, как рана. А усмехался он дважды – дочитав до грамоты за рукоделие и еще в конце, где мадам писала, что сама королева не откажется от такой гувернантки. В остальном же послание его не впечатлило.
– Исключено, – сообщил мистер Линден, откладывая его на подоконник.
– Что исключено?
– Чтобы ты работала гувернанткой. Совершенно исключено. Даже думать забудь.
– Почему же?
– А потому, любезная племянница, что гувернантка – не служанка и не госпожа, а невесть кто. Ей слишком легко попасть… в компрометирующую ситуацию. Я же слишком дорожу репутацией нашей семьи, к который ты тоже имеешь честь принадлежать – прошу, не забывай об этом стечении обстоятельств.
Агнесс любила детей и давно уже воображала, как будет учить французскому двух розовощеких близняшек. Порою в ее мечты захаживал их родитель. То был представительный вдовец, неравнодушный к бедным учительницам. Но, по небрежному взмаху чьей-то руки, и близняшки, и их отец во фраке вдруг развеялись, как туман на солнцепеке. Так же нечестно!
– И что же со мной станется? – Агнесс поерзала на стуле.
– Замуж тебя выдам, – утешил ее благодетель. – Подберу тебе супруга на свой вкус – человека трезвого образа жизни, солидного, с капиталом.
– Но у меня нет приданого! – воскликнула Агнесс так отчаянно, как если бы дядюшкин кандидат уже преклонял перед ней колено. Громко пыхтя и поблескивая лысиной.