Страшный дар,

22
18
20
22
24
26
28
30

Опять человек!

Сначала она увидела паутину, усеянную капельками росы, но за провисшими нитями, вдалеке, Агнесс разглядела давешнего обидчика.

При свете дня он казался менее грозным и даже как будто симпатичным, – чуть ниже ростом, чем мистер Линден, зато более мускулистый, – но смуглая кожа и чересчур широкие скулы намекали на некую дикость. Точнее, неодомашненность. Снять бы с него зеленую камвольную куртку и льняную рубаху, вымазать грудь синей краской из вайды – получился бы настоящий кельт.

Парнишка буравил ее тяжелым взглядом. Для враждебности у него имелись все основания – с пояса свисала обмякшая тушка зайца и пара куропаток. Глупо рассчитывать, что браконьер станет с тобой раскланиваться.

И преступник, по-видимому, прочел ее мысли.

– Ну, чего уставилась? В одиночку меня все равно не скрутишь, – то ли ухмыльнулся, то ли оскалился он. – Давай, беги за подмогой.

– Я никому не скажу, – пропищала Агнесс те самые слова, которые, как правило, становятся последними при встрече с настоящим преступником.

– А мне плевать, разболтаешь ты или нет. Все равно я прав.

– Между прочим, браконьерство не лучше воровства.

– Угу, как же! Тут столько дичи, ни один лорд в одиночку не слопает.

Робин Гуд тоже промышлял браконьерством, рассудила мисс Тревельян. И ему не нужно было кормить больную мать…

– Знаешь, а ведь это, наверное, наш лес. Вернее, моих родственников, но я тоже имею к нему какое-то отношение. И я… я разрешаю тебе здесь охотиться, – милостиво предложила она. – Можешь унести домой эту дичь.

Юноша удивился и даже, как показалось Агнесс, смутился.

– Ну… тогда спасибо. Нет, правда! Иначе б мы с голоду околели, не святым же духом питаться.

– Между прочим, когда пророк Илия бродил в пустыне, – припомнила Агнесс цитату из брошюрки, – вороны приносили ему хлеб и мясо поутру и хлеб и мясо по вечеру…

– …а соседи еще долго удивлялись, куда сэндвичи пропадают.

Представив озабоченные лица крестьян, недосчитавшихся хлеба и мяса, Агнесс не выдержала и прыснула. И тут же боязливо оглянулась, ожидая, что за спиной возникнет черно-белая фигура и обрушит на нее кару за зубоскальство. Но дядюшки рядом не было. А юноша подошел поближе. Двигался он неуклюже, то ли от смущения, то ли из-за подростковой угловатости, ведь на вид он казался сверстником Агнесс. Не укрылось от нее и то, что в толстых кожаных перчатках ему трудно сгибать пальцы.

Зачем ему вообще перчатки? На джентльмена все равно не тянет.

– Я Роберт, но ты зови меня Ронан, – представился юноша. – Меня так матушка называет, потому что я родился первого июня, в день святого Ронана Ирландского.

– Впервые про него слышу. А чем же он знаменит?