Шерлок Холмс против марсиан

22
18
20
22
24
26
28
30

– Эпилептос, – вынес диагноз Ватсон. – Абсанс!

Греческий, равно как французский, тоже пришелся кстати. А может, сочетание языков только усилило плохо понятное действие. Эбонит ожил, налился теплотой. Мужчина, сраженный молнией, задергался сильнее. Из его палочки, шипя по-змеиному, вырвалась струя пара – и настигла женщину. Завопив, схватившись за лицо, наемная убийца кинулась прочь. Напарник, справившись с приступом, заковылял следом. На мостовой остались две шляпы, словно после карнавала. Паралич начал проходить; Ватсон чувствовал, как плечо, бок и бедро немилосердно колет тысячей серебряных иголочек. Борясь с онемением мышц, он ухватил первое, что подвернулось под правую руку, и швырнул вдогонку беглецам. Предмет оказался тяжелым, замахнуться доктор не сумел и бросил чертову штуковину, как девчонка, снизу вверх по пологой дуге.

Граната скрылась в тумане. Свободный конец шнура остался у доктора в кулаке. Как Ватсон ни старался, разжать пальцы ему не удалось. Руку дернуло, едва не вырвав из локтевого сустава. Спустя секунду громыхнул взрыв – глухой, смазанный, он донёсся будто из другого измерения, а может, из другой истории. Взрывная волна подхватила шляпы, завертела волчком и унесла бог знает куда.

– Больно? – спросила Дженни.

Морщась, она смотрела, как доктор растирает локоть.

– Больно, – кивнул Ватсон.

Это паралич, вновь подумал он, потому что язык онемел. Вместе с языком онемел и рассудок, угрожая безумием.

– Ты? – губы доктора тряслись. – Откуда?

– Из садика, – объяснила Дженни. – Пришла.

– Зачем?

– Домой хочу.

– И миссис Пристли тебя отпустила?!

– Она в обмороке.

– А преподобный Симпсон?

– Молится. Наверное. Ему не до меня.

Ватсон не стал интересоваться, чем занят викарий, если его молитва вызывает сомнения у маленькой девочки. Вместо этого, стараясь не показать свою слабость, доктор наклонился и взял Дженни на руки. Девочка была легкой-легкой, словно вырезанной из бумаги. Но главное, Дженни была вменяемой – обычным ребенком, а не пишущим механизмом.

– Вот и правильно, – сказал Холмс. – Несите ее сюда.

Ватсон оглянулся.

– Несите, – повторил Холмс. – Пока опять не началось.

Он стоял у чудесной кровати, рядом с Эдуардом Тернбуллом и мисс Фицгиббон. Сыщик помахивал охотничьим хлыстом, в рукоять которого, как знал Ватсон, был залит свинец. Древко хлыста испачкала кровь, черная в свете луны. Доктор не помнил, имел ли Холмс при себе хлыст с самого начала; не помнил, привез ли Холмс хлыст с собой в Молдон. Память двоилась, размывалась, как пейзаж, если любоваться им сквозь слезы.