Босягин пытался прокрутить перед внутренним взором плёнку с послересторанными шатаниями, но видел только два лица — рыжей и блондинки, два лица, прижавшихся щекой к щеке, и губы рыжей шевельнулись беззвучно, а блондинка опустила глаза и чуть заметно кивнула. Соколова же в этом кадре не было вовсе.
Безмерно обиженный на Соколова за его эгоизм, Босягин побрёл туда, куда вела рыжая, — скорее всего, к ней домой. Девица же развлекала его как могла — тараторила и сплясала-таки на безлюдной улице. Странный и жутковатый был у неё пляс, и меньше всего понравилось Босягину, как он вдруг прервался. Рыжая замерла в закрученной позе, словно вслушиваясь в ночь, и с её лица сползла маска плясового пьяненького азарта, а прорезалось безумное напряжение — и обернулось гримасой нестерпимой боли. Но это длилось всего лишь две секунды, одну — напряжение, другую — боль.
Рыжая провела Босягина какими-то задворками и внезапно распахнула перед ним дверцу сарая. Без всяких раздумий Босягин вошёл.
Сарай был такой, какому место на самой что ни на есть окраине, — с рухлядью, небольшим окошком, застеклённым осколками, и поленницами вдоль стен. На полу лежал реликтовый матрас.
Если бы законная супруга Босягина предложила ему выполнить супружеский долг на таком вот матрасе, он бы потребовал развода. Но то была домашняя логика. А командировочная допускала и матрас, приютивший Бог весть сколько пьяных парочек. Потому Босягин сел, где велели, и только одна мысль смущала его — не раскочегариться бы настолько, чтобы раскидать по этой грязюке одежонку… И вообще — голым телом на такую мерзость?.. Брр…
Вдруг послышался гул, рёв, в окошко хлынул свет и побежал, понёсся по стенам. Босягин с трудом, но сообразил, что сарай стоит возле железной дороги и что это проносится ночной тяжёлый состав.
Видимо, рыжая хорошо знала про этот эффект летящего света. Она закружилась в дьявольских лучах, и её волосы, стянутые на затылке, вдруг оказались распущены и заплескались о плечи и спину. Потом и платье поползло с неё куда-то вниз, а под платьем не было решительно ничего, и Босягин нетерпеливо протянул руки. Он уже был готов! Но она всё кружилась, то приближалась, то отступала, и платье тоже то всползало выше, то соскальзывало, обнажая то играющую спину, то маленькую грудь.
Потом рыжая решительно подсела к Босягину, легко толкнула его, он со смехом откинулся и распростёрся на матрасе. Она же, прижимаясь, стала расстёгивать на нём рубашку. Босягин вздохнул и позволил шалой волне захлестнуть себя.
Но было что-то странное в том, как вела себя эта знакомая по многим командировочным подвигам волна.
Босягин, конечно же, притянул к себе рыжую, конечно же, закрыл глаза и наугад тискал то грудь, то бёдра, и раздвигал эти послушные бёдра, и одновременно дёргал молнию своих штанов… Всё это он проделывал в обычном для таких ситуаций темпе, горя от нетерпения, и всё же…
Должно быть, Босягин был недостаточно пьян. Он почувствовал, что та сила, которую он готовился сейчас употребить в дело, уже выходит из него ровными толчками, что его бёдра уже колеблются, что дыхание уже ускорено… Но он отлично сознавал, что близость ещё не наступила!
Босягин открыл глаза.
Он лежал на спине. Рубашка была расстёгнута и сдёрнута с плеч. Рыжая стояла над ним на коленях, оседлав, но не соприкасаясь. Глаза её были закрыты, но Босягин ощутил пронизавший накрашенные веки тяжёлый и давящий взгляд. Руки женщины трепетали над его ключицами. Он увидел растопыренные пальцы и ощутил сотрясение тоненькой прослойки воздуха между ними и своей кожей.
Вдруг этот трепет и эти два прохладных пятна от её ладоней на его коже сместились ближе к подмышкам. Босягин опять ощутил странные толчки, они и не прекращались, он продолжал с силой втискиваться в тело женщины, да только тела-то и не было! Ему стало страшновато, он захотел оттолкнуть рыжую, но рука не поднялась. Сила, сила с каждым толчком выходила из него! Силы оставалось ровно настолько, чтобы дышать и смотреть!
Босягин понял, что умирает.
Смерть была настолько некстати, не вовремя! Он не подготовился к мысли о ней долгими годами старости или месяцами болезни. Он был настолько здоров, что не считался с её возможностью, кроме как в шутку, — мол, меня из этой траханой конторы только ногами вперёд вынесут… В его жизни не было места этому жуткому, морозом по коже, словечку. Жена так же здорова и энергична, как он, бодры дети, бодры старики-родители и с той, и с другой стороны. Похоронных процессий — и то годами не встречал, они повывелись с улиц. Кладбище за городом… Чего же ещё?..
И вот она пришла и ехидно на него уставилась — не ждал, дружочек ты мой? Уходит силушка-то, а за ней уйдёт тепло из пальцев ног, из голеней, из бёдер. Последним уйдёт дыхание.
Босягин осознал всё это мгновенно. И так же мгновенно понял, что нужно бороться! Не может же так быть, чтобы здоровый мужик вдруг взял и отдал Богу душу только потому, что рыжая ведьма водит над ним ладонями!
Но оттолкнуть он не мог. Крикнуть он не мог. Прекратить в себе эти омерзительные толчки он тоже не мог. Они всё сильнее сотрясали безвольное тело.
Он уже не мог напрячь это тело.
ebooksa