— Ego autem dico vobis: diligite inimicos vestros, — сказала Смерть.
Дикий хохот прозвучал в ответ.
…Остатки ночного кошмара быстро таяли. Распадаясь клочьями тумана, ужас бежал под натиском пробуждения. Веки ещё оставались сомкнуты, но Андреа уже понимал: он спал. Ему привиделся дурной сон. Вот проснулся. Всё будет хорошо.
Не зная, что сейчас мечтательно улыбается, он открыл глаза.
Вместо неба над головой нависал грубо обтёсанный камень.
Свод пещеры.
Эти простые и оттого безусловно верные умозаключения заставили юношу снова улыбнуться. Интересно, как он оказался в пещере? Да ещё и на тюфяке, набитом соломой? Без особого усилия он сел, опершись руками о жёсткое ложе. В голове отдалась тупая боль, но это нисколько не обеспокоило молодого корсиканца. Напротив Андреа, прямо на гранитном уступе, сидел незнакомый старик. Похожий на сухую оливу, у которой попущением небес вдруг объявился человеческий взгляд: ясный и добрый. Засучив рукава дерюжной, подпоясанной вервием рясы, старик чинил сандалию. Шилом и дратвой он орудовал умело, точно заправский сапожник…
— Святой отец! Где я?
— В обители Монте-Кристо, сын мой. Хвала Господу за то, что он вернул тебе рассудок!
— Воистину хвала, святой отец!
— Зови меня: отец Джованни. Я аббат нашего скромного монастыря.
На аббата старик походил мало. Скорее уж на нищенствующего монаха. Возможно, он дал соответствующий обет?
— Отец Джованни, я — Андреа Сфорца… Матрос, с Корсики. Скажите, что со мной случилось?
— Ты всё забыл, сын мой?
Юноша напряг память. Кажется, они с дядей и Роберто высадились в бухте. Дождались пассажиров. Началась буря… дядя велел заночевать на берегу…
— Не помню, отче! Клянусь Мадонной!
— Этого следовало ожидать, — задумчиво пробормотал аббат. — Оперившиеся птенцы плохо помнят себя прежних.
Подобный комментарий мало способствовал просветлению.
— Мы нашли тебя на берегу, сын мой. Принесли сюда. Ты был болен, но теперь благодаря Господней милости поправился. Всё позади.
— А мой дядя? Кузен Роберто? Где они?