— Так вот почему ты испытал облегчение, когда я сама обратила наши отношения в дружеские. Гора с плеч, да? — Она подскочила с места и начала отряхивать джинсы.
— Да перестань ты, — Миша подскочил следом за ней и сгреб ее в охапку. — Дело не в тебе.
— Ну, конечно, — фыркнула она, но Миша ее не отпустил, а дождался, пока она остынет, и только тогда разжал руки. — Мне не нужна твоя жалость, — проговорила она, опускаясь обратно на бревно.
— Смотри, — он достал из кармана пальто бумажник и показал ей фотографию на развороте. — Это Кэрол, а это Лола, — его палец остановился на очаровательной двухлетней малышке.
— Милая, — произнесла Саша, вглядываясь в детские черты и узнавая там глаза Миши. — Она — твоя?
— Да, Кэрол — моя жена, а Лола — дочка.
— Они…
— Нет, они не реберфы, — произнес он и резко погрустнел. Подобрал бутылку, повертел ее в руке и сделал несколько глотков прямо из горлышка.
— Ты никому не говорил?
— Нашим — нет, только друзьям-людям, и то паре человек.
— Почему?
Он посмотрел на Сашу, как на ненормальную.
— А ты думаешь, кто-то бы одобрил такой союз?
— А какое им дело?
— Угроза разоблачения. Привязанность — это слабое место, через которое меня всегда можно достать. И людям, и реберфам. Это уязвимость, неужели ты не понимаешь? — он в отчаянии посмотрел на Сашу. — А ребенок — уязвимость в квадрате, в кубе!
— У Лолы нет свойств…
— Нет, она обыкновенный человек, — он еще раз с грустью взглянул на потрепанное фото.
— Ты живешь с ними?
— В перерывах между съемками — да.
— Мне жаль, — Саша протянула руку и аккуратно сжала его пальцы.