— Я уже молчу о том, что ты накапливаешь необъективный опыт, восприятие мира, которое разрушает твою собственную взвешенную картину.
— Не разрушает, я просто вижу мир богаче, многограннее. — Саша не знала, как ему объяснить, как каждая прожитая жизнь делает ее мудрее, терпимее, добрее.
Они сидели на одном из берегов Сите, прямо на набережной из плит, на поваленном стволе дерева, и пили Анжуйское за пять евро из супермаркета. Куда только подевался весь наносной лоск Миши и вычурность его выражений: рядом с Сашей сидел обыкновенный уставший человек и смотрел, как утки толкутся, поедая куски багета, которые он отщипывал и бросал в воду.
— Ты француз? — спросила Саша.
— Да, — рассеянно ответил Миша, не отрываясь от своего занятия.
Саша отняла одну руку от пластикового стаканчика и подула на пальцы, чтобы согреть их. Июнь в этом году в Париже выдался настолько прохладным, что вечером даже в легкой куртке можно было замерзнуть.
— А откуда такое странное имя? Оно ведь русское?
— Да, моя мать, будучи в одной студентке, поехала в путешествие по России, и там познакомилась с парнем.
— И ты — его…
— Нет, — улыбнулся он, — все так думают, но нет. Я появился много позже, после того, как мама вернулась и вышла замуж.
— За Коллинза, — закончила за него Саша.
— Именно, — кивнул Миша и отсалютовал своим бокалом.
— Реберфы вступают в браки?
— Почему нет.
— Но они ведь имеют юридическую силу, только пока они не покинут… А дальше?
— А дальше все зависит от их собственного желания: захотят, заключат новый брак, не захотят — разойдутся.
— Проверка брака на прочность.
— Поверь, эта проверка не помешала бы многим людям. Зачастую брак — лишь привычка, особенно, с течением времени. И если бы для того, чтобы продолжить семейную жизнь, требовались какие-то телодвижения, половина пар их бы так и не совершила.
— Я вижу, ты невысокого мнения о любви.
— Напротив, — улыбнулся он.