Не стал, прельстившись очень скоро иным служением.
Прельстил его пришедший (вернее — принесённый умирающим) в Гедонье человек страшный и яростный, имевший много имён. Товарищ Андрей — так звали пришельца подобные ему. Казимир Янович Захаржевский, он же Самуил Дорибаум, он же Анджей Буровский, он же… — много разных имён числилось в розыскных листах человека, и многими прозвищами называли знавшие его. Не знали лишь, как ласково звала его в детстве мать — и была ли вообще она у товарища Андрея.
Человек умирал — истощённый, обмороженный, бог знает откуда и сколько вёрст прошагавший весенней, но ещё заснеженной пармой. Умирал — и не мог умереть, не передав кому-либо своей ненависти и страстной своей ярости.
Он бредил, он выплёвывал страшные слова вместе с кровью и с кусками своих лёгких. Он то кричал, то шептал еле слышно — и нашедшему его в парме Иосифу приходилось низко нагибаться, чтобы услышать. Иосиф слушал и запоминал всё, до последнего слова, — . и перед мысленным взором его распадались престолы и рушились могущества, и землю потрясала поступь покрытых язвами и лохмотьями полчищ, и море крови нависало огромной, готовой поглотить весь мир волной, и готовился выйти из моря того Освободитель.
Иосиф понял, что его обманывают. Не сейчас — его обманывают давно, с самого детства. И с детства стоит он под чужими знамёнами.
Через три дня товарищ Андрей умер.
Иосиф не стал искать неофитов в Гедонье. Просто исчез пару месяцев спустя — по Кулому шли, сталкиваясь со страшным грохотом, белые громады, — и исчезнувшая вместе с Иосифом лёгкая, с низкими бортами лодка-гулянка никак не могла добраться целой в этом ледяном аду до низовьев, до Печоры…
Его считали погибшим.
Но в конце следующего лета куломский рыбак Маркел Парфёнов принёс весть: младший сын его, Викентий, тоже ранее бывавший в Гедонье, встретил среди сольвычегодских мастеровых парня, очень похожего на побрившегося и подстриженного Иосифа. Рабочие парня, несмотря на молодость, крепко уважали. И звали — товарищ Осип.
Питер.
Она смогла провести одна восемнадцать часов — не больше и не меньше.
Потом рванула в «Пулково», не дожидаясь утра.
На Ухту рейсов не было, туда летали два раза в неделю. Подвернулся борт на Сыктывкар — дорогой, коммерческий, — и через два часа Наташа уже сидела в кресле «Як-45».
Только не спрашивайте, зачем она это сделала.
Сам не знаю.
Она не была Воином.
Наверное, Наташа могла стать Воину верной подругой и растить достойных сыновей, видящих отца лишь в кратких передышках сражений, но Воином она не была.
Так зачем? Не знаю…
Можно знать всё: чем пахнет раннее утро перед атакой; и какой болью отдаёт плечо после выстрела — на третий день затяжного жестокого боя; и насколько тяжелее становится друг, которого выносишь на плечах из пекла, — в тот момент, когда понимаешь: не донёс; и с каким звуком внутри ломается ребро — твоё ребро — от попавшей в него пули. Можно знать всё — и даже тактико-технические характеристики заморского противоракетного комплекса «Патриот». Лишь одно не дано знать нам, братья Воины: за что любят нас наши подруги…
И на что способны при этом.
ebooksa