Другой Меч Господень.
Шила в мешке не утаишь. Наземного ядерного испытания, недавно запрещённого конвенцией, — тоже. Западные агентства и радиостанции заходились истеричным лаем, обвиняя коварных коммунистов-клятвопреступников во всех смертных грехах.
МАГАТЭ[17] было гораздо сдержаннее, тон прозвучавшего в Вене заявления оказался мягок: ребята, да признайте вы, что случилось что-то нештатное, мы вас слегка пожурим — и дело с концом. МАГАТЭ всегда уважало Советский Союз — до Чернобыля по крайней мере…
ТАСС отбивалось как могло и умело — обвиняя во всём буржуазных инсинуаторов и непонятный каприз природы — землетрясение на Полярном Урале. Дескать, земная мантия тряхнула стариной, вспомнив, как давным-давно рожала в муках Уральский хребет….
Впрочем, вся риторика ТАСС была направлена вовне границ Союза — внутри коротенькое, на десяток строк, и никем не замеченное заявление прозвучало лишь спустя три недели после происшествия… Никто не обратил внимания: ну землетрясение, ну эпицентр в необычном месте, ну сколько-то там баллов по какой-то там шкале — ну и что? Ни жертв, ни разрушений нет.
Но посвящённые люди в посвящённых конторах не верили сказочке о землетрясении — сами её и сочинили. Посвящённые ломали голову и заставляли непосвящённых рыть носом землю. Никому не понравится такая нештатная ситуация — когда пусть у чёрта на куличках, пусть в безлюдной лесотундре — взрывается не пойми что неизвестного происхождения мощностью почти в мегатонну. Где в следующий раз такое ЧП стрясётся?
Вертолёты прочёсывали парму частым гребнем — не то что ни одного неисследованного квадратного километра — ни одного пропущенного гектара не осталось. Счётчики Гейгера молчали — мёртво. Посвящённые недоумённо сошлись на том, что байка с землетрясением нежданно угодила в десятку. Пригласили инспекторов МАГАТЭ — пускай тоже поищут и подивятся…
…Одинокую фигуру, сначала ползущую, потом бредущую по лесотундре, с вертолётов не заметили. А заметив — не обратили бы внимания. Охотник, кому ещё. Зеки по снегу в бега не подаются, ждут «зелёного прокурора».
К окраине Пармы Гедеон вышел спустя почти месяц после странного землетрясения. После запрещённого конвенцией наземного ядерного взрыва. После попытки Прорыва. Прорыва, остановленного им в одиночку, ценой гибели Меча Господня и собственной жесточайшей амнезии… И не только амнезии.
Был старец страшно обожжён и одновременно обморожен. Половина костей сломана — а крови Гедеон потерял больше половины. И — не помнил о себе и вообще обо всём ничего. Вспомнил спустя пару недель лишь собственное имя. Прежнее имя, стародавнее, носимое когда-то в миру. Мирское имя старца Гедеона было Гавриил.
В Парме его прозвали Гаврилычем.
Парма. Ночь.
Марья корчится на полу. Пытается встать, ничего не получается.
Грязный мужчина мастерски владеет этим ударом, он отрабатывал его много лет. Обездвижить, оставив в сознании. И раньше времени не убить — мужчина не очень любит совокупляться с остывающими трупами…. Но сегодня он послан за другим.
Ночь — светлая, как день. Река. Обмякшее тельце на днище моторки. Царя Живых убить нельзя, можно связать маленького мальчика. Широкий скотч пронзительно трещит — как натянутая кожа барабана под штыком…
Ревёт изношенный «Вихрь» — он стар, но не сломается — его достанет на долгий путь.
Лодка летит по Кулому.
Степь. Граница. Рассвет.
Последний урок — урок перед боем.
Степь пахнет пожаром. Горит далеко, на другом берегу реки, — но ветер дует оттуда. И доносит гарь, и стонущую под копытами степь, и звон оружия, и далёкий зов трубы.
ebooksa