Царь Живых

22
18
20
22
24
26
28
30

Всё уже было и всё будет вновь. На алтаре лежит мальчик. В кустах сидит Бог. И говорит: убей. Убей, нужна кровь. Убей, ягнята у меня кончились. Знаешь, тебя всё-таки нет. Мало ли кто может шуршать кустами. Если надо убить мальчика — тебя нет.

Нет.

Но ворота есть.

И я их закрою. Попробую закрыть.

Он делал всё быстро, чтобы не передумать.

Меч легко вышел из камня.

Легко вознёсся над головой.

Но падал — казалось — медленно.

И, рассекая воздух, — стонал.

Марья закричала. Страшно, пронзительно. Наташка подскочила — распахнутые глаза Марьи жгли огнём. Крик превратился в слова. Кричащие.

— Останови-и-и-и его! Останови-и-и-и…

— Кого остановить, Машенька? Всё будет хорошо, Ваня поехал за мальчиком, он спасёт его от того страшного человека, всё будет хорошо, ты знаешь, как Ваня любит детей…

— Он убьёт его.

Крика не осталось в помине. Марья говорила быстро, негромко и чётко.

…конечно, она любила Саньку, любила всегда, просто была молодой и глупой, и сама не понимала, и хотела похвастаться, дура, перед подружками, хотела хвастаться долго, какая она была дура, гордилась таким ухажёром, думала, всё равно он никуда не уйдёт, и всё у них впереди, и не торопилась, и могла бы долго не торопиться, пока он не приплыл из Усть-Кулома с этой, он так смотрел на эту, что она не смогла не поторопиться, и не пожалела, и было хорошо, и когда «Маша-Целка» уходила в свой последний рейс, название было неправильное, и потом она поняла, что осталась одна, и поняла, что её стало двое, и приехал Осип, он приезжал каждый год, и каждый год звал её замуж, и…

Марья больше не говорила. И не кричала. И, кажется, не дышала. Тогда закричала Наташа.

Меч стонал, рассекая воздух.

Иван стонал вместе с ним.

Хотелось, очень хотелось — остановить, отвести удар.

Он не мог.