Царь Живых

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пойдём, — сказал Славка, не объясняя — куда и зачем.

А Ване вдруг никуда не захотелось идти. Точнее, захотелось — но не с Полухиным и не в тёмный лабиринт, ему захотелось наверх, на свежий воздух, и шарнуть вдребезги карабином о первый камень, и идти налегке, долго-долго идти, и чтоб вокруг была трава, и не было тёмных подвалов, и тёмных подъездов, и тёмных лабиринтов, и тёмных колодцев, и тёмных людей. Чтоб было светло.

— Пойдём, — сказал Ваня, не спрашивая — куда и зачем.

И шагнул в темноту, мимо навеки вросшей в землю двери.

Ваня Сорин шагнул — и встал на Путь.

Сам не зная этого.

Путь вёл наверх. Туда, где светло.

Но и этого он не знал.

Путь был страшный, и многой крови суждено было пролиться на нём — об этом Ваня догадывался.

А ещё на пути его ждала Любовь.

— Ну ты нашёл так нашёл.

Других слов не было.

Девушка лежала на спине. Прямо на сырой земле. И, казалось, спала. Впрочем, не только казалось — поглядев внимательно, можно было заметить лёгкое дыхание. А может, то было не дыхание — но грудь её легко, едва заметно поднималась-опускалась. Весьма красивая, кстати, грудь.

Лёжа на спине — отнюдь не самая выгодная поза для демонстрации бюста. Девушку это не портило. Как и отсутствие бюстгальтера под тончайшим платьицем. Чёрным платьицем.

М-да… Находочка. Спящая царевна. Пардон, а где хрустальный гроб? Где работяги-гномы? И, самое главное, кто тут королевич — я или Полухин? Кому её целовать-то?

Длинные чёрные волосы разметались по чёрной земле — и были гораздо чернее. Наряд прост и скромен — ничего, кроме короткого, до середины бедра, платья. И на ногах — ничего. Ни обуви, ни чулок-колготок… А ноги… Нечасто Ваня встречал такие ноги. Особенно в тёмных подвалах заброшенных птицефабрик.

Он склонился. Взял её за руку. Легонько потряс. Коснулся лба.

Девушка не реагировала.

А целовать принцессу отчего-то не хотелось…

— Это не бомжиха, — констатировал Ваня и так очевидное.