Роза и тамариск

22
18
20
22
24
26
28
30

— Эйзенхарт считает, что в букетах, которые ему приходят, зашифрованы сообщения, связанные с одним из прошлых дел.

— Кто-то ему мстит?

— Вряд ли, — улыбнулся Штромм. — Месть — это если б ему нож под ребра загнали. А это… так. Кто-то просто издевается.

Сам Эйзенхарт в этом обсуждении не участвовал, а потому не мог объяснить свою точку зрения. Вместо этого он был слишком занят телефонным разговором.

— Слушай, но ты же даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить! — пытался убедить он Лидию, которая была не слишком рада его звонку, разбудившему ее задолго до начала рабочего дня.

— Зато я знаю, что ты путаешь меня со справочной. Имей совесть, Виктор, я тебе за эту неделю нашла информации на месячный журнал! А Мэйбл уже подозревает, что я хочу занять ее место.

— Ты? Писать о флердоранжах и кринолинах? Ни за что не поверю.

— Достаточно того, что в это верит она, — отрезала журналистка. — К тому же, от тебя я за это так ничего не получила.

— Если дело в этом, то все можно исправить, — обрадовался Эйзенхарт. — Во-первых, ты знаешь, что Грей связан с двумя убийствами…

— Об этом уже все знают, — буркнула она. — Поле поспешного переезда леди Тенеррей в столицу и того вечера в "Савоне" все только о Грее и говорят. Кстати, помнишь, ты спрашивал меня о Хэрриет Лайонелл? Можешь представить себе, что у Грея была с ней интрижка? А ведь казалась такой тихоней.

— А, во-вторых, — не дал сбить себя Виктор, — я могу помочь тебе вернуть благосклонность Мэйбл. Она все еще ищет человека, сопровождавшего в "Савону" леди Гринберг?

— Лучше бы ты рассказал мне о своем расследовании, — проворчали на том конце провода. И после некоторых раздумий добавили: — Но я согласна и на это. Кто он?

— Некто Роберт Альтманн. Змей.

Было слышно, как перо царапнуло бумагу, пока его собеседница записывала информацию.

— Я слышала, что он из колоний. Что он делает в городе?

— Приехал к родственникам, — Эйзенхарт замолк, приближаясь к опасной территории.

— И? Кто его родственники?

Молчание по обе стороны телефонной линии стало красноречивым.

— Я, — наконец признался детектив.

— Что?