— Все будет хорошо, — пообещал я, подходя к ней.
Мне не нравилось, что я видел. Пульс под сто пятьдесят. Редкое, затрудненное дыхание. Серое от бледности лицо. Расширенные зрачки. Судороги. Острая боль в желудке. Рвота. Это было отравление — но что именно его вызвало?
Я обратил внимание на кофейный столик, стоявший чуть поодаль. Похоже, чаепитие закончилось совсем недавно, слуги даже не успели убрать посуду: тарелку с морковно-яблочным кексом, две чашки, одну из которых украшал отпечаток бледно-розовой губной помады… Повинуясь инстинкту, я схватил вторую, к счастью, в ней еще оставался чай.
— Что там? — напряженно спросил Эйзенхарт, наблюдавший, как я допиваю отраву.
— Цикута.
Причем концентрации неизвестная мне дама не пожалела.
Эйзенхарт побледнел:
— "В моей смерти будешь виноват ты", — пробормотал он.
— Понадобится промывание желудка, — я обратился к дворецкому, — Велите подогреть воду. Много воды. Принесите порошок активированного угля или хотя бы угольные бисквиты. Заварите крепкий кофе. Если в доме есть барбитуратовое успокоительное, принесите и его на всякий случай.
Мои указания не нашли отклика, пока леди Эвелин не подозвала девушку к себе:
— Дора… — никто из нас не слышал, что она прошептала, но блондинка кивнула и бросилась прочь из комнаты, выталкивая вслед за собой и дворецкого.
Через минуту она вернулась и протянула мне шкатулку с лекарствами. На пожелтевших от времени картонных упаковках стояла храмовая печать — первое время после воскрешения людей, как правило, мучали ужасные кошмары, и потому Дрозды не скупились на рецепты на снотворное. Похоже, кому-то из родственников леди Эвелин не повезло умереть не своей смертью и быть возвращенным в наш мир, но сейчас было не время об этом думать.
— Врач уже в пути. Все, что вы просили, сейчас принесут. Я могу помочь как-то еще?
— Можете сказать, кто был здесь до нашего прихода, — попросил Эйзенхарт.
— Милфорд, — ответила вместо нее леди Эвелин. Ее состояние ухудшалось, посиневшие губы едва справлялись со словами. — Милфорд Хоторн. Она видела нас… в саду.
Мне это ни о чем не говорило, но вот Эйзенхарту… Детектив изумленно замер:
— Но это невозможно.
Потоптавшись немного вокруг дивана, он виновато пробормотал:
— Я должен идти.
— В таком случае иди, — разрешил я. Леди Эвелин на его слова не отреагировала, вновь впадая в забытье.