Костылев взялся одной рукой за поводья покрепче и напоследок оглянулся на атамана.
— Не поминай лихом, атаман, может еще прорвусь там! — простился жандармский урядник Костылев со своим главарем и пустил своего коня с горки в намет.
— Жив буду — не забуду, — угрюмо отозвался атаман Раковский и проводил взглядом своего подручного, который все быстрее приближался к заветной линии, над которой слегка клубилась и парила белесая дымка. Словно в никуда перемахнул наездник с конем, навсегда уйдя из этого беспокойного 1919 года в будущее.
— Ну вот, Гриня, теперь ты в козырях, банкуй! — усмехнулся атаман и поймал ладонью падающий снег. — Убьешь ты меня или нет, а красным все равно кровь пустят и без меня, а тебя до города мои разъезда в аккурат отловят…
— Это еще посмотрим, а ты вот, атаман, с коня слезай, да иди откуда пришел.
— Прощевай, Гриня, но чует мое сердце пересекутся еще наши дороги, — сказал на прощанье атаман через плечо, и двинул к лагерю белогвардейцев.
Тотчас с неба послышался гомон огромной вороньей стаи, они черными осами окружили то место, где только что были жандармы и не стихая продолжали галдеть. Тотчас словно небо померкло и заметелило кругом снегом, занося кровавые следы оставшиеся на снегу, да жандарма Забродова, нашедшего последний приют под одной из берез.
Лейтенант Семенов проводил взглядом уходящего атамана. Не теряя больше времени, Григорий подобрал поводья двух лошадей и привязал их на длинный сбруйный ремень к своему седлу, быстро вскочив на своего коня. Окинув взглядом воронью стаю и ворота в будущее и прошлое, он дал шпоры своему рысаку, пустив его вскачь вперед. Лишь комья мокрой земли летели из под копыт, по припорошенной мягкой земле. Вскоре он достиг Чертову пустошь и вместо того, что бы уйти на большак, ведущий через Мценск к Орлу, он погнал коней вдоль реки по заросшей посадкой равнинной пустоши.
Оперативник понимал, что имея трех лошадей он может не бояться их загнать по тяжелой сырой земле, меняя через каждые три–четыре километра. На твердой грунтовой дороге, его могли быстро настичь опытные и быстрые казаки, которых наверняка пошлет ему вдогонку, разъяренный атаман Раковский.
Одинокий всадник с двумя запасными конями пересекал буераки и запорошенные поля, минуя стороной деревни и села с церковными храмами. Минуло уже часов пять, как ветер разогнал снеговые тучи на небе и снова засветил желтый вечерний диск солнца. Изредка встречались люди, провожая Григория долгим недоверчивым взглядом. Несколько раз Семенов пересекал реки по мостам, придерживаясь одного направления к городу. Держать направление и ориентироваться по светилу ему помогала школа спецназа, пройденная им на Кавказе.
Солнце коснулось горизонта, окрашивая окрестности в мягкий красноватый свет. Григорий Семенов сменил третьего коня и поддав шпорами гнедого атамана Раковского, припустил быстро вперед. Неожиданно из‑за далекого бруствера ударила пулеметная очередь, пересекая очередью пуль дорогу впереди движения всадника.
Григорий резко сбавил скорость и через десяток метров остановился совсем, озираясь по сторонам. Неожиданно к нему из‑за далекого бруствера под высокими деревьями вышел военный с винтовкой и красной повязкой на рукаве.
— Ходь сюды, наездник, с командиром нашим говорить будешь, — крикнул военный и направил ствол оружия в сторону лейтенанта.
Оперативник «Убойного отдела» спешился и неторопливо направился к расположению красноармейского отряда. «Ну, что же, поговорим теперь с комиссаром. От белых ушел, теперь с красными будем знакомиться…», — подбадривал себя Григорий, хотя и не был уверен, что это будет простой задачей — найти общий язык с народными красными воинами. Семенов понимал, что только ответная жестокость и «красный террор», так названный некоторыми историками, смогли сломить сопротивление Белой армии и построить Советскую власть на местах.
Григорий перемахнул разом бруствер за которым было замаскировано несколько пулеметов и находился отряд красноармейцев, численностью около 10–ти штыков. Тут же было красное знамя простреленное в нескольких местах.
— Откуда и куда скачешь так шустро? — по–простому и с хитринкой в глазах спросил главный красноармеец в шинели без погон, но в папахе с красным бантом. — Летишь, по полям, словно за тобой смерть по пятам несется.
— Да вроде, как от смерти ушел, — отозвался Семенов и невольно оглянулся назад.
— Какая она из себя смерть то, расскажи бойцам, а то мы что‑то давно ее ждем? — весело подхватил усатый командир, чем вызвал дружный смех среди красноармейцев.
— Так, будто не знаете, белая она смерть…
— А что же красной смерти не бывает? — прятал смех в усы командир и внимательно приглядывался к незнакомцу. — Для беляков мы и есть красная смерть.