— Нет, нет, — горячо запротестовал Генри. — Меня не обмануть. Вы знаете, такие моменты могут быть тщательно скрываемы от потомков. Иногда даже короли отступали от голоса крови и как бы это помягче выразиться, ходили на сторону. Так что не зарекайтесь заранее.
— Ладно, не буду, — охотно согласился Дэвид. Собеседник начал его изрядно забавлять.
Генри огляделся по сторонам.
— Что здесь пьют? — спросил он через некоторое время.
— Кто — что, — меланхолично ответил Дэвид и с грустью посмотрел на свой бокал. В армейском баре алкоголь был не просто сильно разбавлен, но еще и строго дозировался. Черт, могли бы хоть в такой день поступиться правилами, недовольно подумал Дэвид. — Закажите и вы что-нибудь. Не пить в такой день — нонсенс.
— Я — потомственный граф, — с гордостью произнес собеседник. — Наш род
насчитывает по меньшей мере тысячу лет. Я не могу пить всякую дрянь.
— Сочувствую, — вздохнул Дэвид. — А я вот вынужден.
Генри огляделся по сторонам, а потом нагнулся, открыл сумку и осторожно вытащил из нее большую темную бутылку, которую показал Дэвиду.
— Угадайте, что это? А?
— Черт возьми, — ошарашенный Дэвид был совершенно искренен. — Да это же настоящий ямайский ром!
Генри удовлетворенно улыбнулся.
— Вот видите, я был прав. Человек, который с первого взгляда узнает такой редкий напиток, по определению не может быть плебеем.
— Почему редкий? — изумился Дэвид. — Я его с юности люблю.
Генри махнул рукой роботу-официанту. Потом взял у него блюдечко с тонко нарезанным лимоном и поставил на стол. А потом торжественно разлил ром в две пузатые рюмки.
— Прошу. Этот ром двадцатилетней выдержки. Я вообще-то больше люблю восьмилетнюю, сам не знаю, почему. Но дед утверждает, что с нашей родословной пить меньше чем двадцатилетнюю просто нонсенс. А поскольку заказывал его именно он, пришлось смириться.
Он взял дольку лимона и осторожно провел ею по краю рюмки. Дэвид проделал тоже самое. Потом Генри поднял рюмку и торжественно провозгласил:
— За наше Училище! Виват!
— За Училище!
И они медленно осушили рюмки до дна.