— Какого устройства?
— Не знаю. Оно сильно покорежено и довольно крупное, чтобы рассмотреть целиком. Но это точно не камень… и здесь нет ни ракушечника, ни кораллов, ни намывов…
— Ты выберешься, или лучше вызвать подмогу?
— Постараюсь выбраться.
— Я вижу, где ты. Сейчас приду.
— Савитри, оставайся там!
— Я осторожно.
Несколько раз съехав по раздробленным камням обратно на верхушку неведомого технического устройства — в том, что оно именно техническое, у меня не было никаких сомнений, — я наконец выпростал руку и ухватился за ладонь Савитри. С помощью дока удалось выбраться и отползти на безопасное расстояние от провала.
Савитри бегло осмотрела меня:
— Весь исцарапанный, но жить будешь.
Только тут я сам заметил, что с головы до ног покрыт ссадинами, а одежда изодрана в клочья, точно я снял ее с давно истлевшего мертвеца.
— И зачем я тебя, зрячего, отпустила в такой темноте? — ругала саму себя Савитри, без всякой подсветки прокладывая нам обоим путь к выходу. — Хороши мы будем, когда припремся в таком виде домой!
Меня больше заботило то, что же такое я там увидел и каким чудом оно уцелело после многих тысяч лет под водой: материал аппарата был хоть и погнут, но водной эрозии явно не подвергался, как будто стоял все это время запечатанный, в неприкосновенности. А ведь, наверное, именно так он и стоял?!
Она заставила меня свернуть на гравицикле к устью реки. Сказала, что смывать кровь надо пресной водой, а не в океане. Покуда я нырял в прохладной глубине, с грехом пополам отполоскала мои лохмотья.
— Спасибо, — натягивая штаны и застегивая то, что осталось от рубашки, сказал я.
— Не спеши. Теперь едем к океану.
Похоже, Савитри решила провести обряд омовения несостоявшегося трупа живой и мертвой водой. Правда, я так и не понял, какая вода в ее разумении была живой, а какая — мертвой. Но после всех процедур я почувствовал себя воскрешенным.
На цыпочках мы проникли в дом, надеясь, что никому из хозяев не придет в голову проснуться и столкнуться со мной нос к носу: это могло бы стать причиной сильнейшего нервного расстройства у бедняги. Савитри какими-то закоулками проводила меня до гостевой комнаты, и на пороге мы пожелали друг другу приятных снов. Как я свалился на постель, как уснул и снились ли мне приятные сны — уже не помню, но точно знаю, что кошмаров не было. Во всяком случае, до утра.
А вот уже утром привиделся мне Шутте. Он сидел на каком-то металлическом покореженном сундуке, маленький, будто гном, и покачивал коротенькими ножонками. Сундук был огромным, и мне приходилось смотреть на Шутте снизу, и солнце било прямо в лицо.
— Если ты видишь красный помидор, это значит, что в нем есть все цвета, кроме красного. Закон оптики — так устроено наше зрение. А вот если ты видишь черный, то каких цветов в нем нет?