Но художник лишь тряхнул седоватой гривой и снова погрузился в созерцание портрета. Иногда он долго стоял напротив полотна, смотрел, отстранившись, и не делал ни единого мазка. А иногда набрасывался на него с кистью, словно фехтовальщик на соперника, и в несколько минут создавал целый слой изображения, которое затем снова правил, переделывал, дополнял. Казалось, этот процесс вечен. Увы, я мало смыслю в живописи — примерно как сер Джокондо или любой другой филистер — и оттого не видел разницы между вчерашней Лизой на портрете и Лизой, претерпевшей «нападение» своего творца. Я недоумевал, зачем столько возни, хотя в глубине души осознавал свое невежество. Изменения становились мне заметны лишь после завершения очередного слоя, когда мессер покрывал краску специальным защитным лаком. Тогда казалось, что картина распахивает свою глубину, что в нее можно просто шагнуть, чтобы оказаться совершенно в ином мире. И, признаюсь, даже для меня существует великая разница между творением, на котором еще не до конца просохло масло, и его состарившейся ипостасью, что прожила пятьсот лет, выцвела, поблекла, покрылась сеткой трещинок…
Внезапно над пологом скользнула тень, через полминуты — снова. Это была крупная птица.
— Я на минуту!
Гарута ждала меня в палисаднике, прячась в виноградной беседке за кустом розы. На этот раз она затараторила мужским голосом:
— Это Кама. В общем, слушай. На вас там настучали, и очень доходчиво. Дело, Агни, принимает дерьмовый оборот: как ты знаешь, его святейшество Юлий II направил сюда инквизиторов из Святого отдела расследований еретической греховности. После ареста Чезаре Борджиа Папа пытается надавить на всех, кто был связан с герцогом. Сам понимаешь, что да Винчи тоже играл не последнюю роль при дворе бесноватого гишпанца. Поэтому сейчас по оговору одного из Микеланджеловых фанатов, решившего таким образом поддержать своего кумира[32], в вашу тайную мастерскую направлено несколько фанатов… э-э-э… Великого Конструктора… Ну ты, в общем, понял, — Гарута развела крыльями и смущенно, совсем по-человечески, помялась. — Из всех средств у меня только одно: выклевать кому-нибудь из них глаза. Но тогда вас точно обвинят в сложных отношениях с дьяволом, а на Сантиссиму Аннунциату наложат интердикт[33], и потом…
— Кама, я уже всё понял. Возвращайся, наблюдай и будь по возможности на связи, — сказал я и на ватных ногах, спотыкаясь через шаг, кинулся на задний двор.
— Савитри, у нас проблемы! — сказал я ей на нашем языке, потому что только что говорил на нем с Камой и от потрясения не успел переключиться.
Леонардо впился в меня непонимающим взглядом, а Джоконда опасливо покосилась на сладко причмокнувшую во сне компаньонку.
— Мессер, нам грозит церковный трибунал, — переходя на итальянский, я объяснил суть и масштабы грозящего бедствия, по сравнению с которым Заратустра с его скромными притязаниями теперь казался детской шуткой.
— Черт, — поморщившись, ответил Леонардо. — Простите, синьора.
— Ты мне поможешь, ади, — вскакивая с кресла, мона Лиза подошла к нам. — Садись на мое место. Похоже, придется пока снять ментальный контроль с «моего» благоверного, но это ничего…
И через пару минут я погрузился в транс, ставший уже таким привычным для нас с сурой…
Два священника в сопровождении вооруженного кавалерийского отряда из пяти человек — итого благословенное число «семь», — подгоняя своих коней и распугивая торговцев, скакали к площади Сантиссима Аннунциата. За ними с восторженным улюлюканьем мчались городские сорванцы, но, не поспевая, быстро отставали, уступая свое место коллегам из следующих кварталов. Прохожие старались свернуть с улиц в какую-нибудь подворотню, дабы не оказаться забрызганными с головы до ног летящей из-под копыт грязью и помоями, а жители домов — не высовываясь, осторожно — подглядеть в окно, что происходит.
Большой хищной птице было нетрудно сопровождать их, планируя с крыши на крышу и в общей суматохе оставаясь незамеченной. Если бы кто-то вдруг оказался рядом с нею, он онемел бы от ужаса и поседел, услышав, что кортоне разговаривает с кем-то на человеческом, пусть и неизвестном языке:
— Они уже сворачивают в проулок… Спешиваются… Остановились и молчат… Из дверей вышел Капротти. Он посмотрел на них и отправился дальше. Они его как будто не заметили… Джакомо свернул за угол и куда-то побежал… Продолжаю наблюдение…
— И козьего сыру не забудь! — крикнул вслед Салаино краснолицый кузнец, высовываясь в мастерскую.
— Ты мне еще с прошлого раза должен, Томмазо!
— Ничего, я помню.
— Я тоже! — хохотнул молодой человек и, поправляя на кудрях щегольской берет, стал взбегать вверх по лестнице.
При выходе во двор его окатило ужасом: напротив мастерской скорняка стоял небольшой, но грозный отряд из нескольких солдат, возглавляемых кондотьером, и среди них, опустив куколи чуть ли не до кончика носа, замерли два черных священника. Из-за угла на них таращились уличные мальчишки — и только они, да, пожалуй, лошади незваных гостей казались живыми. Сами же солдаты с инквизиторами походили на разодетые статуи.
ebooksa