— Обыскивала мои бумаги? — поинтересовался он.
— А как же. А ты сходу не заметил?
— Нет, — покачал папа головой. — Молодец, усвоила науку… А что конкретно искала?
— Так говорю же, мамины фотографии! Мне было интересно на нее посмотреть. Только фоток нету, ну, где мама там с кульком, у всех есть, а у нас нет… И не говори, что при переезде потеряли! А фотка, которая у меня, — ненастоящая.
— С чего ты взяла?
— А там низ неровно обрезан, и если вынуть из рамки и присмотреться, видно краешки печатных букв, как на открытках. И бумага слишком плотная для обычной фотки. Это вовсе не твоя первая жена, это какая-то актриса, только я ее не знаю! — выдала я, довольная своими дедуктивными способностями. — А теперь ты рассказывай!
— Пошли обратно на крыльцо, — сказал он, помолчав. — Кое-что расскажу, остальное потом выясним… когда Энн вернется.
В общем, ничего особенно нового папа мне не рассказал, я почти обо всем догадалась сама. Дело вышло такое: он, довольно молодой полицейский (ему было около тридцати, в полицию он после службы в армии пошел, сперва простым патрульным, потом подучился и перевелся), оказался на дежурстве один (людей почему-то не хватало) и наткнулся на странно одетую женщину, скорее даже девушку, она была без сознания. Сперва он подумал, что на нее напали и ограбили, или что она пьяная, но потом присмотрелся: спиртным не пахнет, одежда в порядке, ран нет, драгоценности — серьги, даже на вид дорогие, цепочка, пара колец, в том числе обручальное, — тоже при ней. Документов только не было.
Он попытался привести ее в чувство — не вышло, хотел вызвать медиков, а тут она и очнулась. Сперва пришла в ужас, а потом вдруг спросила, какой год на дворе. Папа удивился, но сказал, а она ну причитать что-то совсем непонятное! Тогда папа решил, что она чокнутая или наркоманка, и снова взялся за рацию, но Энн упросила его никого не звать и рассказала вовсе уж фантастическую историю про злого волшебника, который убил ее мужа и чуть не добрался до нее самой. Мол, муж в последний момент успел отправить ее из волшебного мира в обычный.
Не то чтобы папа поверил безоговорочно, но девушка, когда успокоилась, показалась ему вполне адекватной. Вдобавок он как раз сменился с дежурства… и в молодости был куда добрее… В общем, он отвез ее в свою квартирку. Ну а там понятно: по глоточку виски, чтоб расслабиться, ну и… А наутро она исчезла. Папа решил, что она потихоньку ушла (он устал, выпил, поэтому не услышал), а замок на двери сам защелкнулся. Ну, пожал плечами, мало ли, у кого какие беды, принял холодный душ и занялся своими делами…
А через девять месяцев ему под дверь подкинули меня. И, чтоб сомнений не осталось, записку вложили: мол, вы такой-то и такой-то, дело у нас с вами было такого-то числа, пили мы вот такой виски, сигареты вы предпочитаете этакой марки, еще и окурки жуете, в общем, много мелочей. Деньги там еще были, не особенно много, но все же… и еще пара колец и серьги, которые папа тоже прекрасно запомнил.
Ну, ясное дело, он пришел в ужас: куда молодому мужику, полицейскому, который дома-то не так часто бывает, одному справиться с крохотным ребенком?! Хотел отдать в приют, но рука не поднялась, все-таки дочь (папа не дурак, он кровь на анализ отдал, все сбережения угрохал, это же недешевое удовольствие). А потом…
— Папа, — перебила я, — ты всегда говорил, что моя родная мать умерла, когда мне был год, и тогда ты женился. А тут выходит, что меня тебе подкинули новорожденной. Что-то тут не сходится, а?
Отец задумался на мгновение, потом выругался и приказал, чтобы я не смела употреблять такие слова в школе.
— Плюс один к твоей версии, — сквозь зубы произнес он. — Ладно, слушай дальше…
Оставалось не так уж много: еще через пару месяцев (которые папа вспоминал, как лютый ад) на пороге появилась та самая девушка, расплакалась на груди у отца и покаялась в том, что подбросила ему ребенка, меня то есть.
— Папа, ты сказал, что она была совсем молоденькая, моложе тебя, — напомнила я, — а Энн тебе ровесница. Если тебе и ей тогда было по тридцатнику, вряд ли бы ты назвал Энн девушкой!
Он снова выругался и отбросил пустую банку из-под пива.
Дослушивать было особо нечего. Энн — молодая и красивая, отец зашивался на работе, а бросать меня на нянек не хотел, да и денег лишних не было… Короче, они поженились и условились, что она будет как бы моей мачехой: папа не желал, чтобы о нем шли сплетни, их и так уже хватало, из-за меня-то. И еще они переехали, чтоб соседи на старой квартире не заподозрили ничего. Тут отца перевели с повышением в другой округ, очередной переезд… и готово.
— Хоть кино снимай, — сказала я с восхищением. — Вот это Энн!