Моя маленькая Мэри

— Хочешь, я провода перережу?

— Я тебе перережу… — добродушно усмехнулся он. — Мэри, от тебя несет костром, иди живо мойся и переодевайся.

— Уже бегу! — заверила я. — А где… Гарри?

— А… — папа вернулся к газете. — Чистит задний двор от снега.

— От забора и до обеда? — с интересом спросила я.

— Именно.

— Давно?

— Третий день.

— И доколе? — выдала я словечко, которое подцепила у Тео, любителя выражаться старомодно и замысловато.

— Пока я не сочту работу удовлетворительной, — сказал папа, поймал мой взгляд и, не дожидаясь вопроса, пояснил: — Я теперь, кажется, понимаю, отчего миссис Дурсль была совершенно не рада этому мальчику. Наш новобранец невоспитан, упрям, дерзок, с дисциплиной не знаком, субординацию не соблюдает, постоянно перечит… хотя ты ведь объяснила ему правила, Мэри?

— Конечно!

— В тебе я не сомневался. Так вот, он обожает пререкаться, и пусть он всего лишь бубнит что-то себе под нос, на слух я никогда не жаловался… Одного у него не отнять: прибираться и готовить он умеет. И на том спасибо.

Грохнула задняя дверь, и в гостиную вошел помянутый Гарри, мрачный донельзя. Я отметила, что очки на нем новые, а постриг его папа, видимо, собственноручно, под машинку.

— Я все сделал, как вы велели, мистер Оук, — произнес он, недружелюбно взглянув на меня.

— «Отец» или «сэр», — сказал папа.

— Мой отец умер, вы же знаете! — тут же набычился Поттер.

— «Вы же знаете, сэр», — машинально поправил тот. — Да, я помню, красивый, веселый, благородный и богатый Джеймс Поттер героически погиб на какой-то кретинской магической войне. А некрасивый, скучный и до недавнего времени бедный простолюдин Эндрю Оук выжил на не менее кретинской маггловской войне. Угадай, сынок, кому повезло больше?

— Я вам не сынок! — выдал Гарри.

— Слава богу, — искренне ответил папа. — Я бы застрелился, если б узнал, что ты мой сын. Но, к счастью, ты мой пасынок, не более того… И все же, думаю, правильное воспитание еще сможет сделать из тебя человека, поэтому, рядовой — два наряда по кухне вне очереди за дерзость.

— Но ведь… — он покосился на меня. — Я и так все время там… А она…