— Папа сказал, что у волшебников почту носят совы, а у Огаста есть почтовые голуби… — выдал тот и таинственно умолк.
— Мило, — оценила Эйприл. — Только, Драко, это не сработает. Чтобы голубь летел, куда нужно, его надо обучать. То есть если взять одного с голубятни и выпустить его отсюда, он, скорее всего, вернется домой, но обратно к нам уже не полетит.
— А если его заколдовать?
— А ты умеешь?
— Нет… А Молли наверняка может!
— Может, проще тогда попросить Молли подбросить записочку? — спросила Эйприл, посмеиваясь, и Драко обиделся. — Не дуйся. Сейчас придумаем что-нибудь… Молли!
Домовуха явилась мгновенно.
— Чего изволите?
— Ты знаешь ферму неподалеку, что принадлежит семье Логг?
— Молли знает, — подумав, кивнула та.
— Там есть голубятня. Ты можешь принести сюда белого голубя?
— Молли может, — уверенно ответила домовуха.
— Тогда принеси его для Драко. Но, Молли, пожалуйста, только одного!!! Любого белого голубя!
Та кивнула и исчезла, а Драко уставился на Эйприл.
— Ты же сказала, что он обратно не полетит! Только домой!
— А нам обратно и не надо, мы же не собираемся завязывать переписку по голубиной почте… Напишем, что у нас все хорошо, и хватит. Понимаешь, если голубь один раз прилетит из поместья на ферму, это вряд ли заметят, мало ли тут птиц! Но если он будет летать туда-сюда постоянно, нас живо накроют!
— А что же ты просто не велела Молли оставить там записку? — поинтересовался Драко. — Сама же предложила!
— Но это ведь не так интересно, — серьезно ответила девушка. — Ты вот что, напиши что-нибудь, все будут рады. И я пока тоже накарябаю пару слов…
Когда спустя полчаса Люциус, придерживая раскалывающийся висок, вошел в классную комнату, глазам его предстало презабавное зрелище. Драко, напряженно сопя от усердия, выводил большими буквами: «тетя сара дядя стэн мэй джун джон джулия огаст все хорошо папа и эйп хорошие зопеску надо зжеч!», а на столе перед ним вертелся и ворковал белый мохноногий голубь, на левой лапке которого уже красовалась крохотная записочка, а хвост был перемазан чернилами.
— Это что? — негромко спросил он, потому что от громких звуков хотелось умереть на месте.