Кретч. Гимн Беглецов

22
18
20
22
24
26
28
30

Он вдруг увидел летящий в него снаряд. Тот плыл к нему, разрезая воздух, будто гладь воды. Все было таким медленным, таким плавным. Эрик мог в деталях обдумать каждое свое движение. Где-то в глубине его физического тела Эво вцепилось своими соляными когтями в его позвоночник. Оно защищало его, пропускало мысли Эрика через себя, позволяя видеть все в мельчайших деталях. Молот будто сам провернулся в его руках и отбил снаряд. Соль пропитала и его мышцы, заставляя их сокращаться и разжиматься с десятикратной силой. Крестьянин не знал, сколько он еще выдержит. Эво прятало от него боль, но тот понимал, что уже сейчас она невыносима.

К Тамаре Скверна была не столь милосердна. Ее зрачки расширились, а значит, ей сейчас было очень больно. Настолько, чтобы она осознавала, что находится во власти своей темной силы, но недостаточно, чтобы помешать ей атаковать врага. Откуда Эрик все это знал? Каким образом он мог читать каждое движение своего врага по невидимым сокращениям ее мускулатуры?

И почему он так сильно хотел ее убить?

Его вновь накрыло.

Эрик больше не был собой. Он был не здесь и не сейчас. Колдун стал тьмой, пристально наблюдающей за маленькой девочкой, что свернулась калачиком на холодном каменном полу родного замка. Она молилась Высшим, слушая, как в соседнем зале ее старший брат избивает младшего. Она молилась, чтобы это прекратилось, и чтобы после… он… не пришел за ней. Но он придет. Девочка умоляла свет защитить ее, но свет не слышал. Она была слишком слаба для Эво, «ниже минимального порога». Тьма же всегда была рядом и слушала. Она вилась по старым воздуховодам из давно заброшенных шахт глубоко под замком. Она пронизывала воздух и сердца. Девочке нужно было всего лишь позвать – и тогда она смогла бы защитить себя и близкого ей человека…

– Сможешь ли ты защитить своих близких, Эрик? Спасешь ли ты Дану… и ваших детей?

Колдун очнулся от морока как раз вовремя, чтобы отразить следующий удар и нанести ответный… но он не стал этого делать. Эрик скользнул в сторону, ушел от очередного снаряда и закричал:

– Остановись!

Но она не слышала.

Эрик опять был в другом месте.

Какое знакомое чувство. Его руки что-то сжимают… плуг… косу… вожжи… руку своей будущей жены… ее тело в их брачную ночь… вот на его руках их первый ребенок… вот он душит насильника… сжимает сталь тюремной решетки. В каждый момент Эво было с ним. Потому что он подходил под параметры. Но оно лишь молчаливо наблюдало. Не требовало, не просило, но и не предлагало. Эво всегда было мертво. Лишь стоило ему самому приказать, и оно послушно выполняло приказ.

Скверна была иной. Она пробудилась. Она ожила. Она сама принимала решения и никогда не чуралась помочь. Как не чуралась и навредить.

За спиной Тамары выросла огромная красная фигура. Настоящее чудовище, то, что убило ее брата. Красный Барон медленно двигался в их сторону, неся с собой смерть и разрушение.

То же делали и Высшие. Жалкие ничтожества, считающие, что обуздали Эво. Они свято полагали, что все и вся должны отвечать перед ними. А Скверна не укладывалась в их идеальное уравнение. С самого своего пробуждения она была своевольна. Высшим же по нраву был лишь их послушный инструмент. Когда Скверна бросила им вызов, они выжгли ее небесным огнем и загнали глубоко под землю. Она спряталась в соляной пустыне, там, где они никогда не смогут ее достать. Каждую ночь Скверна смотрит на блестящую поверхность Шпиля, а Высшие в ответ уставились в непроницаемую черную бездну.

За долгие годы Скверна обзавелась тысячей рук, стараясь обрести свободу.

Старший брат Тамары был одной из этих рук, но не она сама. Одна из немногих, она смогла быть со Скверной на равных. Почти как Эрик с Эво.

Они были на крыше, Тамара и Джереми. Девчонка и мальчишка. Они смотрели на звезды, но не замечали Шпиля. Эти двое отвернулись от Шпиля, как Высшие отвернулись от них.

– Как думаешь, мы когда-нибудь сможем сбежать? – спросила девочка.

– Конечно, – солгал он, крепко сжав ее руку, а затем все же добавил правды: – Если брат нас отпустит.

– Отпустит, вот увидишь, – заверила она, – тебе придется уехать, когда настанет пора жениться. Он не сможет тебя удержать, такова традиция.