— Простите, госпожа Альберка, с моей стороны глупо предаваться унынию, пусть и в такой момент. Но меня огорчает то, что до праздника осталось совсем немного, а опасность, грозящая отцу Гидеону, ничуть не ослабела. Только представьте, что станется, если эти подлецы доберутся до нашего священника на празднестве!
— Вы беспокоитесь о голове отца Гидеона или о том, что Его Сиятельству будет непоправимо испорчен праздник?
— Госпожа Альберка!.. — Ламберт взглянул на меня с таким искренним возмущением, что мне стало неловко. У лица Ламберта было такое свойство — несмотря на то, что оно казалось высеченным во многовековом белом мраморе, а в глазах временами проскакивало что-то уставшее и едва ли не по-стариковски мудрое, иногда он мог казаться настоящим мальчишкой.
— Ну простите… Не хотела вас обидеть. Отец Гидеон всем нам дорог, и не только как память. Так давайте же прекратив ныть, засучим рукава и возьмемся наконец за дело, которое мы сами на себя взвалили! Что толку стенать, ведь стонами блин не намажешь, как любит говорить Баль. Смелее, господа! Темный культ скоро засучит своими крысиными лапками, чувствуя наше дыхание!
Мне казалось, что эта короткая речь должна вдохнуть хоть какое-то подобие энтузиазма в слушателей, но, видимо, оратор из меня был никудышный. Отец Гидеон теребил свои очки, то протирая их, то вновь водружая на нос. Бальдульф тяжело дышал, глядя в пол и насупившись. Ламберт разглядывал собственную руку, и мысли его витали где-то слишком далеко от этого места чтобы я могла разглядеть, куда их занесло.
— Ладно вам грустить! На самом деле один небольшой след у нас все же остался.
Они встрепенулись.
— Какой след? — спросил Ламберт. Глаза его немного разгорелись — как угли в печи, которые ощутили короткий порыв ветра.
— Рука. Даже отделенная от тела, она принесла нам крохи информации. И если мы достаточно умны, то живо обратим эту кроху спелой горячей краюхой!
— Что вы нашли?
— На самом деле не так и много. Когда все остальное оказалось кремированным, мне пришлось внимательно заняться тем, что осталось, и обратить на это самое пристальное внимание.
— И какие новости могла принести чья-то отрезанная рука? Вы нашли в ней импланты?
— Нет.
— Еще какие-нибудь скрытые емкости?
— Нет. Взгляните повнимательнее на внешнюю область предплечья. Что вы видите?
Ламберт прищурился.
— Не могу сказать, будто вообще что-то вижу. Обычная кожа, хоть и скверная. Никаких шрамов, отметин, клейм или чего-то в этом роде.
— Просто потому, что у ваших глаз при всей их зоркости нет достаточной разрешающей способности, — я хитро усмехнулась, — А вот если использовать линзы высокой кратности… Это татуировка, господа. Точнее, это раньше было татуировкой, но потом обладатель предпочел избавиться от нее. Операция была проведена тонко, да только небольшие подкожные шрамы все равно остались. И по их очертаниям я вполне могу восстановить надпись.
— Что за надпись? — жадно спросил Ламберт.
Я хотела раззадорить его нетерпение, выдержав мучительную паузу, но быстро сжалилась. Капитану Ламберту и без того пришлось немало вынести за последние дни.