Я же напоследок хочу привлечь ваше внимание к еще одному аспекту проблемы, о которой мы говорили. Черт его знает, что именно способно стать ключом к объяснению встревоживших вас событий.
По убеждению военных, даже многие из уже существующих систем оружия используются не в полную меру заложенных в них боевых возможностей из-за того, что приходится заботиться о выживании управляющего ими человеческого фактора. По этой логике он особенно вреден прежде всего в процессе принятия решений, так как съедает слишком много времени. Известно, побеждает с наибольшей вероятностью тот, кто стреляет первым… Поэтому управление космической ПРО в силу самих поставленных перед ней задач должно неизбежно сопровождаться автоматизацией процесса принятия решений.
Сейчас продолжительность начального участка полета МБР, на которой и должна быть задействована система космического оружия, составляет не более 5 минут. Уже существующие проекты совершенствования конструкции носителей позволяют сократить его до 180 секунд. А в соответствии с перспективными научно-исследовательскими разработками этап разгона может быть реально сокращен вообще до 50 секунд. Это означает, что на включение системы ПРО — то есть на решение о начале термоядерной войны — отводится всего 20 секунд. По-моему, ясно, что человек в столь жестких рамках принять осмысленное решение не может.
Война сегодня твердо расценивается как преступление против человечества. Создание компьютерной системы управления ПРО рождает совершенно аномальную ситуацию — последнее преступление против человечества не будет иметь конкретного автора, потому как решение о начале ракетно-ядерной войны примет какая-то совершенно безликая микросхема или процессор.
Исключение человеческого фактора из непосредственного боевого соприкосновения выставляется сторонниками СОИ в качестве большого плюса — дескать, если война и разразится, это будет схватка компьютеров и лазеров. Но если совершенствование военной техники делает боевые действия с точки зрения человека более легкими, то она одновременно делает их и более вероятными. Войну может начать крошечное короткое замыкание.
И тем не менее американские специалисты и политики предпочитают, мягко говоря, не заострять внимание на фатальной неизбежности обесчеловечивания процесса принятия решений. Более того, они утверждают, что и системой управления СОИ будет в конечном счете руководить человек. Но в самом лучшем для человека случае компьютеры будут мгновенно анализировать альтернативные решения и выдавать рекомендации. Человеку останется только принять решение о том, следовать ли этим рекомендациям. Вроде бы самостоятельность человеческого фактора сохраняется. Но надо будет обладать сверхчеловеческой силой воли, чтобы поступить вопреки совету компьютера.
Для того чтобы решить поставленные перед ней задачи, система управления СОИ и должна неизбежно включать элементы искусственного интеллекта. Значит, она должна обладать способностью к самостоятельному логическому анализу. И в силу конструкции вооружений системы СОИ управляющий «супермозг» вполне может в какой-то момент принять решение о нападении на стратегические силы противника, логично рассчитав, что справиться с ответным ослабленным ударом будет проще.
Вообще довольно трудно прогнозировать, что такая система может вычудить. Военные системы автоматизации принятия решений поставили перед наукой в области искусственного интеллекта абсолютно новые задачи. Одно дело, искусственный интеллект, который играет в шахматы. Там, кроме знания правил игры, ничего не нужно. И совсем другое дело — искусственный интеллект, принимающий решения, от которых зависит судьба человечества. В систему управления оружием необходимо вмонтировать нечто подобное нашей системе ценностей, моральный кодекс… Этими вопросами занимается сейчас очень много специалистов, но решения пока нет.
Выходит, обладающая искусственным интеллектом система управления СОИ может быть создана гораздо раньше того момента, когда в нее можно будет заложить ценностный «предохранитель». Это очень опасно. Без такого тормоза она становится неуправляемой и непредсказуемой. При отсутствии человеческого сита мы можем получить очень неприятные последствия самостоятельности машины.
Ну а теперь, — Самсонов улыбнулся, — я буду слушать вас. У представителей сверхдержав есть только одна форма общения — диалог…
Рассказ астронавта о таинственном облаке и последовавшей за встречей с ним чехарде занял полтора часа. Бейтс не стал утаивать ничего, даже самые, казалось бы, незначительные детали встревоживших его событий…
В Варну возвращались затемно. Разговор с Самсоновым взвинтил Бейтса. Он получил столько информации, что буквально захлебывался от возбуждения. В голове хаотично всплывали разрозненные обрывки фраз. Бейтсу казалось, будто он стоит на берегу бурной реки с мутной водой, под поверхностью которой шевелится нечто огромное, ужасное. Но он видел только неуловимое движение омерзительных теней. Астронавт чувствовал почти физическое отвращение к этой кишевшей в его подсознании пакости. Но никак не мог заставить себя погрузиться в простиравшуюся перед его мысленным взором липкую, слизистую жижу. Бр-р-р!
Бейтс понял: насиловать свой утомленный мозг бесполезно. Сначала надо расслабиться, отвлечься. Пусть сознание успокоится, тогда, возможно, забившая голову муть чуть осядет.
— Васил, мы можем остановиться поесть где-нибудь по дороге? Или ужин запланирован в Варне?
— Друг мой, нам с великим трудом удается планировать экономику — чего уж тут говорить о наших скромных повседневных потребностях. Если мы не хотим остаться голодными, то придется позаботиться об этом самим.
Хитро подмигнув, Васил снял трубку радиотелефона, перебросился парой непонятных Бейтсу болгарских фраз, набрал другой номер и неожиданно жестким, не терпящим возражений тоном отдал какое-то распоряжение. Положив трубку на рычаг, болгарин удовлетворенно потер руки:
— Все устроилось как нельзя лучше. Мы поужинаем в Камчии. Ты когда-нибудь видел танцы нестинаров?..
Бейтс неопределенно пожал плечами. Его вполне устроил бы сытный ужин безо всяких танцев.
Ресторан имел форму подковы с тремя ярусами столиков. Под низкой черепичной крышей, укрепленной на мощных деревянных балках, прокопченных дымом и источавших терпкий аромат, мерцали живые огоньки светильников. В центре, на просторной площадке под открытым небом, горел большой костер.
Бейтса познабливало, и теплое дыхание пламени было как нельзя кстати. То и дело могучие поленья с треском лопались, выстреливая в черное небо фейерверки искр. Пахло дымом, жареным мясом, свежей зеленью, теплым хлебом. Васил нагнулся к объемистой спортивной сумке, которую он захватил из машины, и выудил из нее огромную бутыль белого вина. «Это, наверное, одно из пяти лучших болгарских вин, — пояснил толстяк свою запасливость и щелкнул пальцами, подзывая официанта: — Здесь такое не подают». Явное, с точки зрения Бейтса, нарушение ресторанного этикета не вызвало никакой реакции у метрдотеля, явившегося лично и весьма изящно раскупорившего бутылку великолепной работы штопором на массивной цепочке. Астронавт молча взял фужер, сделал большой глоток. Вино, слов нет, было поистине великолепным. Оно сильно напоминало рейнское, но вместе с тем имело едва заметный неповторимый привкус именно того, не поймешь чего, что делает просто хорошее вино непревзойденным.
ebooksa