Файлы Сергея Островски

22
18
20
22
24
26
28
30

Чем-то это напоминало, в самом деле, поселок на Луне. Все ингредиенты уюта — и жесткая изоляция по периметру.

Впрочем, не настолько жесткая. Есть люди, которые приходят из внешнего мира и снова уходят туда. Есть окна, глядящие прямо в город. Есть, наконец, еда, которую привозят снаружи (надо будет выяснить, чем они тут питаются), есть вентиляция и канализация… ладно, начнем с более простых версий.

* * *

Вероятно, Мелисса Гринуэй действительно была реликтом бумажной эпохи, и она точно была интеллектуалкой («ДОКТОР Гринуэй, Серж, если скажешь «миссис», разговор с самого начала не сложится…»). Но назвать ее пожилой мог только бестактный озлобленный Дон.

Любимый редактор Марио Каматы носила тонкие вытертые джинсы и растянутую майку-борцовку. Тинейджерская одежда совершенно не скрывала фигуру, безупречную в любом ракурсе: никаких обвислостей и складочек. Греховных мыслей это зрелище не вызывало, не более, чем мраморная статуя. Одно только преклонение перед могуществом бессмертного искусства и целеустремленностью художника. Наверное, дело было в ее лице. Эта особа могла исправлять тексты великого писателя и получать благодарности в ответ. Только посмел бы он не поблагодарить.

— Я рада вам помочь, мистер Островски. Но уверяю вас, я уже рассказала все, что могла, и ответила на все возможные вопросы.

— Все возможные вопросы никогда не будут заданы, доктор Гринуэй, — сказал Сергей с тонкой улыбкой (он надеялся, что именно с тонкой). — Конечно, по нашей вине: мы сами не всегда знаем, о чем следует спрашивать.

— А, понимаю. Что ж, если придумали новые вопросы, давайте.

— Вы работаете только здесь?

— Да.

Помещение напоминало одноместный номер в отеле. Скромная функциональная мебель, рабочий стол-пюпитр: хочешь — клади тач-скрин плашмя, хочешь — подними и установи вертикально, а рядом ставь чашку. На столе — бумажные листки и ручка для письма, птичье перо (довольно крупное, кремового цвета, с поперечными темными полосами), камешек (кажется, гранит, одна сторона отполирована), маленький детский рисунок в рамке, изображающий четвероногое животное. Окно с регулируемой прозрачностью, никаких жалюзи. Выходит на юг, открывает вид на другое высотное здание. Крошечный шкаф-холодильник, столик на колесах. За перегородкой, не доходящей до потолка, — очевидно, спальня и туалетная комната, куда соваться совсем уже неприлично.

Все мило и невинно. И где-то здесь дыра величиной с Большой Каньон, в которую незаметно провалились два романа Марио Каматы, а сейчас просачивается третий.

— Вот за этим столом?

— Да, конечно.

— Как вы полагаете, текст на вашем экране можно увидеть из окна?

Мелисса Гринуэй одарила его долгим взглядом, отнюдь не восхищенным.

— Поскольку я читаю с вертикального экрана, сижу лицом к окну, но не прямо напротив него, и оно большую часть дня наполовину зазеркалено… — протянула она. — Нет, возможно, я не заметила за окном человека в люльке, или с пропеллером, или с чем-то еще, который висел там все время, пока я работаю. Но ваши видеокамеры ведь не могли такое пропустить?

Действительно, после первого инцидента все происходящее в помещениях сектора С фиксировалось видеокамерами. Теперь отдел Дона располагал многими сотнями часов интереснейших записей.

— Это необязательно должен быть человек. Там могло быть что-то маленькое, например летающий бот. Но если вы поднимаете экран, тогда это и в самом деле не кажется реальным.

— Вообще-то нас предупредили об этом еще полгода назад, — светски улыбаясь, ответила доктор Гринуэй. — Мы стараемся садиться так, чтобы работу не было видно из окна. Допустим, один-два раза я могла забыть об этом, но в целом старалась следовать рекомендациям. Что-нибудь еще?

— Да, если позволите. Вы знакомы с Марио Каматой лично?