— Я все время думаю про Алю, — признался он. — Она так испугалась.
— Вот и я не понимаю, как можно было не пожалеть девочку, — при этих словах Нина Георгиевна оглянулась через плечо, и Сергей ощутил знакомый импульс, будто внутренние часы высветили напоминалку. Свидетелю есть что сказать, и он скажет, если правильно спросить.
— Мне казалось, дядя Паша очень ее любит, — на пробу произнес он.
— Мне тоже так казалось, — она отхлебнула из чашки и снова покачала головой, скорбно поджав губы.
— Как же он мог не оставить сообщения?
— А я вот думаю, он сказал кому-то. И этот кто-то знает, но молчит.
— Кто, по-вашему?
— Точно я не знаю, но думаю на этого Гаджиева.
— А он здесь был и вчера? (Нина Геннадьевна значительно наклонила голову.) Вы считаете, он знает, где дядя?
Еще кивок.
— Почему?
— Я видела следы утром.
— Что за следы?
— Следы от поленницы за домом — слева от входа, Паша туда за дровами ходил. Следы вели оттуда, мимо двери и через двор к калитке. Шли двое. Я еще подумала: кто это уехал так рано?
— Рано?
— Было восемь утра, полдевятого. — Заметив его удивление, Нина Георгиевна пояснила: — Я по утрам бегаю на лыжах, здесь лыжня у леса, в поселке многие катаются. Так вот, возвращаюсь, а тут следы. А как раз шел снежок, все, что вчера натоптали, замел. Эти следы были свежие.
— От какой обуви, не заметили? — привычно спросил Сергей.
— От валенок, мы тут все по двору ходим в валенках. И те, и другие следы от валенок. Значит, Пашка так в валенках и ушел…
Валенки. Безразмерная обувь, округлая подошва, и сверху еще присыпало рыхлым снежком. Сумели боты найти эти пятна плотности или нет?..
— Да, и при этом двое шли к калитке, и потом один вернулся. Уже по дорожке, от калитки к дверям.