За выяснением особенностей местной обрядовой цветовой гаммы мы незаметно дошли до порога общежития.
– Если невеста задумывается о цвете свадебного платья, значит, волноваться не о чем, – подытожил Мейнс.
Уже вечерело, и на небе робко выглядывал из-за облаков серп луны.
– До завтра, любимая, – прошептал Вердж и нежно обнял меня.
– До завтра.
Прощание было долгим, нежным и неоднократным. Я поднималась по лестнице, а в голове была каша. И все же я была счастлива. Абсолютно и бесповоротно.
Толкнула дверь и вошла в комнату.
В темноте, на моей кровати, сидел тот, кого я меньше всего ожидала увидеть
Седина, посеребрившая виски, прямая спина, надменный взгляд. Да, с Верджем они были похожи, но аналогия лишь внешняя, да и то если только в жестах, общем каком-то впечатлении. Но Мейнс-старший во многом походил на барракуду и вызывал столь же теплые чувства, как и этот хищный обитатель морских вод.
– Чем обязана? – Я старалась выглядеть внешне спокойной. Если он пришел, значит, ему что-то нужно. Хотя это «что-то» было столь же очевидно, как невинность девы на девятом месяце беременности.
– Признаться, госпожа Камаева, вы меня весьма неприятно удивили, – начал визитер. – Я, конечно, как один из наблюдателей процесса слияния миров знаю о вашей Родине намного больше, нежели мои соотечественники, в том числе и о нравах землянок. Но даже не мог предположить, что вы – столь опытная кокотка, которая нагло, решительно и бесповоротно вскружит голову моему сыну.
– У Верджа, как вы правильно заметили, голова, а не флюгер, чтобы какой-то ветер ее кружил, – решила-таки перебить обличительную речь, выдержанную в викторианском стиле.
В конце концов, я на своей территории. Выражаясь футбольным языком: «это мое поле», так что:
– Дорогой будущий свекр. – От последнего заявления Мейнс-старший аж закашлялся, но я не стала обращать на это внимания. – Знаете, там, откуда я родом, есть такая поговорка: за здоровье молятся, за счастье борются.
Вообще-то там и продолжение было, что любовью следует заниматься, а мечтам – сбываться, но решила – об этом технично умолчим.
– Значит, просто так вы от моего сына не отступитесь? – Мейнс задал вопрос скорее для проформы, а потом резко бросил: – Сколько?
Захотелось ответить знаменитой фразой, всю глубину которой мог отобразить только великий и могучий полуматерный: «Да пошел ты!» Но воспитание – это привычка использовать интеллект, даже тогда, когда чешутся кулаки.
– Скажите, а вы счастливы в браке?
Мой вопрос если и удивил собеседника, то виду он не подал, а я продолжила:
– Только ответьте честно. Хотя бы здесь и сейчас. Не мне. Себе.