Наконец он вернулся и начал вынимать утварь для приготовления кофе.
— С кем ты еще желаешь поговорить? — спросил я.
— Сядь, шейх Марид, — сказал он. — Я приготовлю кофе.
— Единственный подозреваемый — это Ибрагим бен-Мусаид.
Хассанейн вел себя как ни в чем не бывало. Он насыпал полную горсть кофейных зерен на маленькую железную сковородку с длинной ручкой. Поставил ее на горящие угли костра, который утром развела его жена.
— Если мы вовремя тронемся в путь, — сказал он, — то доберемся до Кхабы к вечерней молитве,
Я окинул взглядом лагерь, но Фридландер-Бея не увидел. Два молодых человека по-прежнему копали девушке могилу. Некоторые из Бани Салим стояли рядом, обсуждая все подробности происшедшего, остальные уже разошлись по шатрам или присматривали за животными. Бен-Мусаид стоял один-одинешенек, спиной к нам, словно все это нисколько его не касалось.
Когда кофейные зерна поджарились так, как любил Хассанейн, он дал им остыть. Встал, достал небольшой козий бурдюк и принес его к костру.
— Здесь, — сказал он, —
Это было сквашенное верблюжье молоко, напоминавшее йогурт. Я взял бурдюк и прошептал: «
Я вернул ему бурдюк, и он отпил немного
— Возблагодарим же Аллаха за кофе! — сказал Хассанейн.
Он перелил его из закопченной джезвы в блестящую, затем снова в закопченную и снова в блестящую. Дал осесть кофейной гуще. Наконец он забил отверстие блестящей джезвы кусочком конопляной пеньки, для того чтобы отфильтровать кофе.
—
Я взял одну.
— Пусть вечно длится твой пир, о шейх, — сказал я.
Он наполнил мою чашечку, затем поднял взгляд.
— Ибрагим бен-Мусаид! — позвал он. — Иди пить кофе!
Бен-Мусаид повернулся и посмотрел на нас. Судя по лицу, он не понимал, что делает шейх. Он медленно подошел к нам.
— О шейх, — с подозрением спросил он, — у тебя что, нет более важных дел?