Поцелуй изгнанья

— Поговорим об отмщении после, — шепнул мне Папа прежде, чем Хаджар подошел к нам

— Шейху Реда? — спросил я.

— Нет. Тем, кто подписал приказ о нашей депортации, будь то эмир или имам мечети Шимааль.

Это заставило меня кое о чем задуматься. Я никогда не понимал, почему Фридландер-Бей так тщательно старается не задевать Абу Адиля, как бы тот его ни провоцировал. Любопытно, что бы я ответил, если бы Папа приказал мне убить эмира шейха Махали? Конечно, эмир не принял бы нас нынешним вечером столь радушно, если бы знал, что сразу после его приема нас похитят и отправят в ссылку. Я предпочитал думать, что шейх Махали не знал о том, что с нами происходит.

— Вот ваши подопечные, сержант, — сказал Хаджар жирному копу.

Сержант кивнул. Он осмотрел нас и нахмурился. На бляхе было выбито его имя: «Аль-Бишах». У него был огромный живот, который выпирал между пуговиц его пропотевшей рубашки. Лицо заросло четырех- или пятидневной черной щетиной, во рту торчали сломанные почерневшие зубы. У него были набрякшие веки, и я подумал: это потому, что его разбудили посреди ночи. От его одежды несло гашишем, и я понял, что коп проводил одинокие ночные дежурства с наргиле.

— Дайте-ка подумать, — сказал сержант. — Молодой парень спустил курок, а вот этот грязный старый дурак в красной феске, значит, мозг всей операции. — Он закинул голову и разразился хохотом. Веселился он явно от гашиша, раз даже Хаджар не поддержал его.

— Очень хорошо, — сказал последний. — Они ваши. — Лейтенант повернулся ко мне: — Прежде чем мы расстанемся, Одран, я скажу тебе еще кое-что. Знаешь, за что я первым делом примусь завтра?

В жизни не видел такой гнусной ухмылки.

— Нет, а что? — спросил я.

— Я собираюсь прикрыть твой клуб. А знаешь, что я сделаю потом? — Он подождал, но я не стал продолжать игру. — Ладно, я тебе скажу. Я собираюсь арестовать твою Ясмин за проституцию, а когда затащу ее в свою глубокую норку, то посмотрю, что в ней так тебе нравилось.

Я очень гордился собой. Год или два назад я дал бы ему в зубы, несмотря на присутствие головореза. Теперь я повзрослел, и потому просто стоял, бесстрастно глядя в его сумасшедшие глаза. Стоял и повторял себе: «Ты убьешь его в следующий раз. Ты убьешь его в следующий раз». Это удержало меня от глупостей, особенно под прицелом двух дул.

— Подумай об этом, Одран! — воскликнул Хаджар, когда они с кади снова взобрались по трапу на борт. Я даже не обернулся.

— Ты поступил мудро, племянник, — сказал Фридландер-Бей.

Я посмотрел на него и понял, что мое поведение произвело на него приятное впечатление.

— Я многому научился от вас, дед мой, — сказал я. Это ему тоже понравилось.

— Ладно, — сказал местный сержант, — пошли. Я не хотел бы тут оставаться, когда этот насос взлетит. — Он показал дулом винтовки в сторону темного здания, и мы с Папой двинулись впереди него через взлетную полосу.

Внутри было темно, но сержант аль-Бишах не стал включать свет.

— Идите по стеночке, — сказал он.

Я ощупью шел по узкому коридору, до поворота. За поворотом оказалась маленькая комната с видавшим виды столом, телефоном, механическим вентилятором и маленькой сломанной голосистемой. Рядом стоял стул, и сержант тяжело плюхнулся на него. В углу оказался другой стул, и я усадил на него Папу. Я стоял, прислонившись к грязной оштукатуренной стене.