– Кажется, вчерашний кошмар закончился, – радостно толкнул я Диму в бок. Ура!
– Похоже, – он вставил в карабин новую обойму и, впервые с утра, радостно осклабился, – давай-ка расстреляем на прощание эту злополучную мишеньку ко всем чертям.
Мы вернулись к столу, дружно вскинули карабины и открыли поистине ураганный огонь … После чего, пребывая в полной уверенности, что проклятая фанера изрешечена буквально в дуршлаг, побежали к насыпи. Солнце, к несчастью, светило нам прямо в лицо и только приблизившись к третьей мишени вплотную, мы наконец разглядели, что она всё также невредима. Все краски осеннего дня померкли для нас в один миг. Раздавленные собственным ничтожеством, мы беспомощно стояли перед нехитрой конструкцией, с ощущением неотвратимо надвигающейся на нас вселенской катастрофы.
– Пойдем-ка дружище, отсюда подальше, – потухшим голосом пробормотал Дима, – что-то воздух здесь жжётся очень.
Я и сам почувствовал, что необъяснимый жар начинает острыми коготочками колоть меня по всему телу. Требовалось выдвинуть новую стратегию действий и мы поспешили вернуться в здание. Пока мы шли, я взглянул на часы – было почти восемь. И тут Дмитрий, шедший впереди меня, и уже взявшийся за ручку двери, вдруг застыл, будто вкопанный. Я же с размаху ткнулся носом ему в затылок.
– Что-то случилось? – осторожно тронул я его за плечо.
– Понял, Серега! – радостно воскликнул он в ответ, – я, кажется, всё понял!
С этими словами он ворвался в караулку и, едва не сбив с ног сержанта, схватил со стола оставленную им вчера пачку бумажных мишеней.
– Скорей, за мной, – крикнул он мне тут же вылетая обратно.
Расстояние до насыпи мы преодолели в пятнадцать секунд. Закинув карабин за спину, он сунул мне пачку бумаги в руки, и, беря по одной, начал пристраивать их к брустверу насыпи. Мишени держаться не хотели и, легкий утренний ветерок сбрасывал их с крутого глинистого бока насыпи. Димка яростно заскрежетал зубами и закрутил головой, выискивая, чем бы закрепить непокорные листы. И тут меня словно осенило. Прижав пачку к груди, я вытащил свободной рукой обойму и сунул ему в руку. Секунду он смотрел на меня, непонимающе вытаращив глаза, но, потом до него дошло. Урча от нетерпения, он принялся выщелкивать патроны из обоймы и вгонять их как гвозди в насыпь. С помощью этой несложной технологии мы за несколько минут создали непрерывное бумажное полотно, протянувшееся от второй до четвертой мишени. Закончив с этим, Дима принялся уже в который раз отвинчивать проклятую третью мишень от фундамента. Я бросился ему на помощь, правда, не очень понимая, для чего он это делает. Покончив с мишенью и, удовлетворенно вздохнув, он гордо указал пальцем на свое бумажное произведение:
– Ты уже понял мою идею?
Я отрицательно замотал головой.
– Сейчас поймешь.
Дмитрий цепко ухватил меня за рукав и мы отошли от насыпи метров на двадцать: – Слушай мою команду, – торжественно провозгласил он!
Я просто опешил. Передо мной стоял не старый приятель Димка, а строгий и жесткий командир Советской Армии.
– По моей команде, – жестко продолжал он, – я слева, ты справа, начинаем расстреливать мишени прилепленные на насыпи. Чтобы в каждый лист по пуле. Понял?
– Понял.
– Огонь!
Мы стреляли в тот раз просто как боги, наповал. Выпустив на радостях аж по две обоймы, тут же понеслись к насыпи.
– Вот оно! – восторженно закричал Дмитрий, тыча в листы пальцем, – ты это видишь?