Он попробовал поднять находку с искорёженного взрывом льда, но окоченевшие пальцы лишь неприятно скользнули с его гладкой поверхности. И ту же секунду над его склонённой головой, там за словно бы разрубленным сводом что-то громко стукнуло, и он невольно шарахнулся в сторону. Предосторожность оказалась совсем не напрасной. С тонким, словно небесным звоном из той же щели выпала ещё одна сдвоенная пирамидка, вслед за которой, звонко бренча, выскользнула и третья.
– Да их там что, целый склад запрятан? – опасливо поднял фонарь Илья. Вот тоже мне, разворошил осиное гнездо! Интересно, как все они туда попали? Возможно, что через какой-то другой разлом, сверху. Или же там шахтёрами тоже был некогда проделан коридор? Впрочем, – ощутил он зудящую боль в ссадине, – всё это мы выясним позже, а сейчас надо скорее в общежитие бежать, к тёплой койке.
Где-то у далёкого выхода коротко тявкнула собака и его невольно сотрясла крупная дрожь озноба. Стараясь максимально сократить время пребывания в штольне, он поднялся с колен и, подбежав к видеокамере, выключил её. Откинул крышку стоявшего рядом с ней кожаного футляра и уложил камеру в предназначенное для неё место. Под руку ему попались неиспользованные куски собачьего угощения, и он с силой отбросил их в сторону входа. Но, к его удивлению собака, стоявшая где-то в подземном мраке, к мясу не пошла, а лишь несколько раз громко завыла, будто призывая его поскорее выходить на свободу. И только её, светящиеся на фоне тёмного пятачка входа, глаза не мигая смотрели в его сторону.
– Ну, как хочешь, – негромко буркнул Хромов, поворачиваясь к ней спиной, – больше угощения не будет.
Вспомнив о забытых было цилиндрах, он вернулся к забою в тупике, уложил все находки в сумку и, накинув ремень на плечо, попробовал её поднять. Но, услышав жалобный треск рвущихся ниток, решил, что все три предмета, как не обидно, ему одновременно не унести. Он чертыхнулся, присел на корточки, расстегнул молнию и сунул руку в сумку. Ухватив одну из пирамидок за торцевую часть, Хромов попытался рывком вытащить её наружу. Но та почему-то не поддавалась. Ему даже показалось, что она намертво прилипла к двум другим. Илья в раздражении дёрнул её сильнее и вдруг всем своим естеством ощутил, что внутри пирамидки что-то произошло. Будто что-то сдвинулось в ней, или что-то провернулось, при этом словно ледяная волна пролетела через него с макушки до пят. Он напряг все силы, пытаясь всё же вынуть неподатливый предмет из сумки, но вместо этого вдруг ощутил, что его самого тянет куда-то вниз, словно во внезапно разверзнувшуюся у него под ногами бездонную пропасть. Казалось, само окружающее его пространство штольни начало стремительно сворачиваться вокруг него в плотный клубок, сдавливая майора, словно гигантским прессом. Его словно бы понесло на камни… сквозь них… через будто бы расступающийся перед ним мрак.
Стремительное и, как ему в первую секунду почудилось, фатальное его падение показалось Хромову совсем недолгим, не более нескольких мгновений, но приземление было на удивление жёстким и почему-то на спину, хотя первоначально падал он лицом вниз. Казалось, его как обычный мешок с картошкой, с размаху привалили спиной к чему-то очень прочному и монолитному. Инстинктивно зажмурившись в «полёте», Илья несмело приоткрыл глаза, но увидеть ничего не смог, поскольку его со всех сторон окружал абсолютный мрак. Он попробовал приподнять голову, но едва смог это сделать. Шевельнул рукой, шевельнул ногой, но желанного освобождения не получил. Всё его тело будто было налито свинцом, словно на нём лежала хотя и незримая, но весьма ощутимая тяжесть.
– Да я же попал в завал, – мгновенно мелькнула у него паническая мысль, – на меня, должно быть, свалился потревоженный взрывом свод!
Страх, безумный, всё подавляющий страх ударил ему в голову, и лишь в самой малой степени поняв, что с ним произошло, Хромов незаметно для себя провалился в спасительное забытьё. Очнулся он от какого-то непонятного, весьма непривычного уху шума. Звук этот был отдалённо похож на рокот недалёкого морского прибоя, однако он никак не мог понять, откуда здесь в центре Чукотки оказалось море. С огромным трудом, передвигаясь будто при замедленной съёмке, он всё же сполз со своего каменного ложа и, осторожно ощупывая перед собой окружающее пространство, двинулся в сторону звука. Извилистый и узкий проход, по которому он полз, совершенно не походил ни своими размерами, ни своей формой на прямой как стрела штрек на Сигнальной сопке. Но этот очевидный факт как-то не доходил до его сознания. Все его мысли, всё его существо в тот момент было сосредоточенно только в одной точке, только в одной идее – вырваться на свободу, причём как можно скорее. Серая, непроницаемая для глаз мгла постепенно рассеивалась и вскоре, слева от себя, он увидел узкий косо вырубленный пролом, из которого слабо дул тёплый, насыщенный густыми водными испарениями воздух. То, что неведомо откуда взявшееся море было совсем близко, сомнений уже не оставалось.
– Но не может здесь быть никакого водоёма, – прохрипел он, высовывая наружу голову, – никак не может быть.
Ещё несколько буквально непосильных усилий и он, хотя и только наполовину, но всё же вывалился из пролома в крутом, но к счастью невысоком склоне. Преодолевая непрерывно давящую на его темя тяжесть, Хромов приподнял голову и тут же замер в полном замешательстве. Он лежал на узкой полоске пляжа, заваленной крупной угольно-чёрной галькой, на которую неумолимо набегали тяжёлые будто бы нефтяные волны. Они тягуче выкатывались из-за безумно далёкой, явно неземной дали, и мерно расползались по берегу. Происходило это поразительное действо на удивление плавно, и совершено без столь привычного человеческому уху шипящего раската искрящейся на солнце пены. Шлёп-с-т и всё, и мёртво. Как мазок кисти по холсту, как упавший на асфальт шматок мазута. Шлёп, и долгая глухая тишина вплоть до следующей волны. Илья разумом уже понял, что он находится где угодно, только не на Земле, но его бренное тело всё ещё не могло осознать этот действительно ужасный и гибельный факт. Его одновременно и веселило и ужасало собственное состояние, при котором он более всего походил на обвешенного невидимыми гирями ленивца. Но, через минуту он смог кое-как собраться с духом и, повинуясь природным инстинктам, стал бороться за существование. Цепляясь руками за прибрежные более или менее высокие камни, Хромов, задыхаясь от напряжения, всё же изловчился и встал на ноги. К его удивлению стоять вертикально было несколько легче, нежели лежать. Получив возможность выпрямиться, Илья первым делом осмотрелся. Насколько хватало глаз, перед ним расстилалось мрачно-синее, казалось не имеющее горизонта море, за спиной же вставали сплошной стеной тёмно-коричневые спутанные заросли, густо облепившие невысокие холмы. Превозмогая разрывающую голову боль, майор вернулся к трещине, из которой он только что выполз. Стащил с плеч зимнюю одежду, шапку и швырнул их в пещеру. Решил снять и свитер, но мелькнувшая мысль о предстоящей, и возможно холодной ночи, заставила его воздержаться от ненужной поспешности. Горло перехватила режущая сухость, и он инстинктивно обернулся в сторону столь близкой воды.
– Не дури, дружок, она же наверняка солёная, – строго сказал он сам себе, – не смей даже и думать об этом.
И тут, несмотря на отчаянность своего положения, он вспомнил о том, что в кармане оставшейся в пещере сумки лежит пластиковая бутылка с водой и недоеденная пачка печенья.
– Придётся ползти обратно, – решил он, – может быть, там ещё что-нибудь полезное для дальнейшей жизни найдётся.
Обратный путь был более мучительным и загадочным, поскольку он не знал, имелись ли в пещере разветвления. К его счастью проход оказался хоть и извилистым, но без каких-либо развилок и вскоре сумка была благополучно нащупана. Прежде всего он попытался отыскать фонарь, но под руки ему попадалось всё что угодно, только не он. Сожалея в душе о потере единственного источника света (а ведь до «падения» он держал в руке), Хромов торопливо перебрал лежащее в сумке небогатое имущество. Блестящие цилиндры были ему на данном этапе совершенно бесполезны, и он небрежно вывалил их на довольно ровный каменный пол. Бельевая верёвка, перочинный нож, початая пачка «Земляничного» печенья, вода в пластиковой бутыли, да и сама сумка, вот и всё, что оказалось в его распоряжении. Совершив такой почти непосильный подвиг, он, растягивая удовольствие, съел по крошкам один сладкий прямоугольничек и экономно запил его всего одним глотком воды. Устало откинулся спиной на камни. Давящая на каждую клеточку его организма тяжесть не исчезала, но неприятное ощущение от этого давления слегка притупилось. Прошло время. Вставать всё так же не хотелось, но Илья прекрасно понимал, что до сумерек ему следовало действовать как можно энергичнее. И, прежде всего, ему следовало позаботиться о поиске источника питьевой воды, как, впрочем, и своём пропитании. Ведь последний раз он ел (судя по безмятежно отсчитывающим время часам) уже пять часов назад. Закинув сумку за спину, он направился к выходу. Теперь, во второй раз он сделал это гораздо быстрее, поскольку уже запомнил общее направление своеобразного коридора. И только одну странность мимоходом отметил он про себя, на своеобразном полу туннеля не было ни одного свободно валяющегося камня. Ни большого, ни маленького. Но этому важному факту Хромов в тот момент не придал должного значения, поскольку ему было совсем не до таких малозаметных мелочей.
Осмотрев прибрежную полосу, он решил на ней не держаться, поскольку явно безжизненные воды и угрюмо громоздящиеся чёрные каменья никак не могли помочь ему в вопросе пропитания. Более предпочтительно в этом плане выглядели далёкие заросли, но доступ к ним преграждал довольно крутой обрыв. Особого выбора у него было, невелик – либо попытаться найти более пологий участок, либо штурмовать откос в лоб.
– Ничего, как-нибудь доползу, – решил он и для удобства передвижения подтянул ремень сумки потуже.
Первые метры были самыми мучительными, поскольку даже однократно приподнять руку или ногу для него было крайне тяжело. Но, по мере того, как он удалялся от поверхности моря, его действия становились более свободными и менее скованными. Но, в тот момент, когда Хромов перевалил через явно видимый рубеж между безжизненным откосом и первыми похожими на лишайник растениями, его силы как-то разом иссякли. Тяжело дыша, он завалился набок и дрожащими от перенапряжения руками полез за спасительной водой. Распределив по пылающей глотке скромный глоток, он сел и осмотрел открывшиеся перед ним новые горизонты. Примерно полукилометровой ширины слабовсхолмлённая долина, украшенная лишь редкими остроконечными бугорками, словно границей отделяла край обрыва от сплошной стены растительности, которую условно можно было считать лесом. Несмотря на тёплый ветерок его, неожиданно пробил озноб, от только-только осознанного им ужаса своего положения. Один, без всякой надежды на помощь и на малейшую надежду спасения, Илья разом ощутил всё то, что чувствует человек, выведенный на расстрел. Накатившая на него жалость к самому себе была столь непереносима, что он ничком рухнул на жёсткий «мох», орошая его обильно полившимися из глаз слезами бессилия.
Нарыдавшись вдоволь, он неожиданно свободно вышел из почти парализовавшего его стресса и даже овладел собой настолько, что решил назло обстоятельствам добраться до границы спутанной растительности. Собственно, он надеялся именно там найти и место для ночлега и хотя бы что-то съедобное. Уже не имея возможности подняться от усталости на ноги, он выбрал другой способ передвижения – на четвереньках, с перетаскиванием почти пустой сумки волоком.
– Э-эх, – сожалеючи думал он, медленно продвигаясь по каменистой долине, – жаль, я пистолет с собой не захватил. Сейчас бы бахнул в висок, и не было бы больше никаких проблем.
Под эти совершенно безрадостные мысли он и добрался до границы так называемой «растительности», ибо назвать лианообразные травинки, достигающие почти двухметровой высоты, нормальным лесом, язык у него не поворачивался. Едва не теряя сознание от измождения и голода, Илья присел отдохнуть на мягкую подстилку. В густом рыхлом подшерстке, покрывающем землю сплошным покрывалом, с писком носились какие-то мелкие зверьки, и Хромов с жадной надеждой подумал о том, что голод, в крайнем случае, можно будет утолить, поймав несколько местных грызунов. О том, что никаких условий для добывания огня у него нет, и придётся поедать невидимых зверьков в сыром виде, он, в тот момент, естественно, не думал. Вскоре он задремал, а когда проснулся, то был несказанно удивлён тем обстоятельством, что часы его отсчитали почти семь часов с того момента, как он оказался на опушке «леса», а в окружающей его обстановке не изменилось ровным счётом ничего. Его окружали всё те же багряные сумерки, всё тот же ровный тёплый ветерок, всё тоже задумчивое оцепенение природы. Это было столь необычно, что у Ильи впервые пробудился какой-то интерес к жизни, любопытство оказалось сильнее одолевавшей его тоски.