— Дуры и есть. Бабы — они уж завсегда бабы, волос долог, ум короток, — поддакнул ему другой мужичок. — А вот что барина этого черного нам укоротить следовает — это верно!
— А что он сделал? — добродушно спросил толкавшийся среди любопытных старший агент уголовного розыска Орловский.
Оба мужичка окинули подозрительным взглядом его городской костюм и молча отвернулись. Молчат и бабенки. Только старушонка с больной коровой небрежно бросила:
— А ты не замай! Мы, бабы, об своих бабьих делах говорим!
Орловский не настаивал. Он знал, что когда русский мужик насторожится, из него слова клещами не вытянешь, и медленно стал пробираться дальше.
В группе мастеровых тоже шепот:
— Нашел-таки Господь, и миллионами не загородишься, — злобно бурчит один из них.
— А что, дяденька, тебя, что ль, он донял? Чего злобствуешь? — лихо сдвинув на затылок шапку, не то с укоризной, не то с иронией спросил молодой парень.
— Меня, не меня, а около меня. Мы маляры, и я в соседнем с его доме карниз подправлял, когда в его конторе насмерть бабенку избивали; не без его это, чать, ведома. Сколько годов прошло, а я как сейчас вижу, — швейцар-то ее в морду, да под сердце, да головой об дверь; дубовая дверь распахнулась, а она грудью об камень, аж кровь из глотки хлынула. А тут городовик подскочил да в спину, в спину. Не приведи Бог!
— Дзык, — сплюнул через зубы третий.
— Поделом тогда ему, старому черту. Отливаются, значить, волку овечьи слезы!
Орловский, вытянув манжету, сделал отметку: искать в прошлом историю отношений Потехина с оскорбленной избитой бабенкой, — затем тихо двинулся к месту катастрофы.
Внутри дачи Потехиных производится расследование.
Все старые, знакомые лица. Холодно-спокойный следователь Зорин и озабоченный, подвижный агент уголовного розыска Зенин. Последний, уже успев потолкаться среди праздной публики и поразнюхать, привел к Зорину пожилую даму, мальчугана лет 12 и служащего из магазина Зингера.
Мало они могли рассказать, но все же бросили искру света на это жуткое дело. Они, как и многие другие, сидели на одной из боковых скамеек и ждали проезда свадебного поезда. К ним подошел и сел на край скамейки какой-то человек в темном пальто и широкополой шляпе, низко надвинутой на глаза. В руках у него был сверток, напоминающий коробку, обернутую бумагой; на сверток не обратили особого внимания. Когда взвилась ракета, человек этот встал и, не торопясь, пошел навстречу приближающимся молодым. Уже ясно слышался топот копыт, карета вот-вот должна была проехать. Человек в темном пальто вдруг выпрямился, напрягся весь и кошачьим прыжком бросился к показавшейся карете. Черно-желтой воронкой завился из-под нее дым; оглушительный грохот, звон стекла, камни, железо, клочки одежды и дождь из разорванных мышц, пальцев, клочков мяса, брызг крови…
Ночью не выяснили точного количества жертв и даже не искали останков. Теперь уже известно, что убитых трое, тяжело раненых — нет; много с легкими поранениями.
Больше всех пострадал шофер ближайшего за каретой новобрачных автомобиля. Выбитым толстым передним стеклом у него сильно изранено лицо и контужена вся голова. Пассажиры тоже пострадали; стекол в автомобиле не осталось; даже рамы погнулись. Ближайшие из зрителей попадали на землю, и некоторых ранило обломками кареты либо забрызгало кровью. У кучера разнесло череп и оторвало правую руку, а обезображенное туловище было отброшено на аллею, параллельную проспекту.
Ни тела убийцы, ни Сергея Потехина не нашли, а недалеко от роковой воронки лежит на разостланном платке поразительной красоты женская головка, увенчанная миртовым венком и обрывками кружевной вуали с запутавшимся в нем жемчужным ожерельем.
На прекрасном лице — ни царапинки.
Глава VI Догадки и слухи
ebooksa