И аз воздам

– Что ты надеешься увидеть? – нервно спросил Лукас, почему-то обернувшись на дверь, и суетливо, как-то неловко перекрестился. – Думаешь, она еще встанет? Думаешь, ее надо спалить поскорей от греха?

– Ты же этого не сделаешь, – уверенно сказала Нессель чуть слышно и, помедлив, уточнила требовательно: – Ведь так? Курт?

– Не знаю, что там случилось, – заметил Ван Ален-старший, когда он не ответил, – но сдается мне, не все так просто, Молот Ведьм. Если эта деваха и впрямь ведьма, если устроила этот ад с помощью дьявольских сил или еще какой мерзости…

– Нет, – коротко отозвался Курт, наконец остановившись подле стола и все так же пристально глядя на белое лицо с заострившимися чертами.

Охотник запнулся, переглянувшись с братом, и Лукас настороженно переспросил:

– Что – «нет»?

– Это не помощь дьявольских сил или еще какая мерзость, – пояснил Курт негромко и, помедлив, выговорил со вздохом: – Ян, ты видел, что случилось с людьми на мосту и улице рядом. Видел же? Даже те, кому повезло выжить, остались если не покалеченными, то ранеными. Вы с Готтер успели увидеть, что произошло?

– Вода реки вскипела, – так же тихо отозвалась ведьма. – И обрушилась на них. Девочка была невиновна, и Господь покарал ее убийц.

– Да с чего ты взяла? – хмуро возразил Лукас. – У нас с братом, знаешь, опыт немалый, так вот я тебе скажу, что такие фортеля чаще выкидывают совсем не святые мученики, а вовсе даже наоборот. Ведьм, малефиков, колдунов всяких – я повидал довольно, равно как и на их выходки насмотрелся вволю, но ни разу – ни разу! – не видел святого или…

– А я видел, – пожал плечами Курт; охотник запнулся, глядя на тело утопленницы напряженно и с опаской, и он продолжил: – И то, что я пережил сегодня, на дьявольские козни не тянет. Знаешь, почему? Потому что я это пережил.

– Ты остался цел, – хмуро выговорил Ван Ален, явно пытаясь не дать прорваться дрожи в голосе. Курт кивнул:

– Именно. На этих людей обрушились кипящая вода и раскаленный пар, и каждому досталось – по полной или походя, а я, Ян, был в этой воде. Целиком. Она кипела вокруг меня, и я дышал этим паром. По логике, от меня должен был остаться кусок мяса, проваренного по самые кости. А я здесь, жив, здоров и невредим.

– Потому что ты инквизитор? – спросил Лукас с нездоровым смешком. – «Ведьмы не могут вредить инквизиторам и другим должностным лицам потому, что последние отправляют обязанности по общественному правосудию»[62]?

– Потому что я не был виноват в ее смерти и пытался ее спасти, – отозвался Курт и, вздохнув, присовокупил: – И бросай читать всякую гадость.

– То есть, ты хочешь сказать, – недоверчиво уточнил Лукас, – что девчонка… святая мученица, что ли?

– Вынести такое суждение – сейчас не рискну, однако есть все основания утверждать, что предъявленное ей обвинение было ошибочным. Мало того: ни de jure, ни, по большому счету, de facto никакого предъявления обвинения и не было, поскольку толпа взбесившихся идиотов не является полномочным представителем власти. Alias[63], мы имеем: primo – убийство по сговору и secundo – оболганную несовершеннолетнюю девицу, что дает мне право вменить ее убийцам еще и клевету.

– Думаешь, тебе здесь подчинятся? – с сомнением спросил Ван Ален. – Одним махом приговорить к веревке полсотни горожан… Магистратские встанут на дыбы.

– Прежде отчего-то не вставали, – заметил Курт и обернулся, когда от двери послышалось тихое «майстер Гессе!».

– Майстер Гессе, – как-то сдавленно повторил Ульмер, застыв на пороге и с опасением косясь на тело утопленницы. – Ваше указание исполнено. Я привел ее мать в Официум. Как вы и велели, в камеру запирать не стал, выделил ей самую дальнюю комнату… О том, что она здесь, всем известно: когда мы явились в ее дом, он уже был окружен людьми, но где именно в здании Официума эта женщина находится сейчас – известно только мне.

– Молодец, – кивнул Курт и, помедлив, спросил: – Как она?