И аз воздам

– Канцлер, – уверенно предположил Курт. – О ваших делишках узнал канцлер, который потом весьма удачно погиб незадолго до ареста судьи.

– Да, – согласился Гайер, – однако убийство здесь заподозрить невозможно: он споткнулся, упал и утонул на глазах у множества свидетелей. У Господа Бога порой занятное чувство юмора… Канцлер был тем, кто прикрывал Юниуса от гнева ратманов, ведь он, в конце концов, поступил в обход закона и, быть может, сам заключил какую-то сделку с теми наемниками… Это лишь мое предположение, – обмолвился хозяин крепости, спохватившись. – Доказательств у меня нет, простая логика. Пока канцлер был жив – Юниуса никто не трогал, а как только он погиб – завертелось дело с той лавкой, и…

– Какую сделку он мог заключить? Что могло потребоваться канцлеру или рату от наемников? И с чего бы рату гневаться на человека, вот так, разом, решившего половину их проблем? Кого, в конце концов, волнует законность, когда речь идет об отребье?

– Этого я не знаю, майстер инквизитор, – развел руками Гайер. – Юниус не рассказывал мне, а я не интересовался: свое я получил, прочее было не моим делом и не моими проблемами.

– Вы же делец, – заметил Курт настойчиво. – Знаете этот город. Неужто у вас нет никаких предположений? Кроме того, я вижу, что вы снова о чем-то умалчиваете. О чем?

Хозяин умолк, снова отведя взгляд в сторону, разглядывая противоположную стену с таким интересом, словно она была украшена невероятной красоты и сложности лепниной; долгие несколько мгновений прошли в тишине, и, наконец, Гайер с усилием выговорил:

– Когда все закончилось, Юниус пришел ко мне и сказал, что наемники под горячую руку убили нескольких горожан. Те оказались не в том месте и не в то время, и… Им не повезло. Канцлер об этом знал. Знал, кто оплатил услуги этих парней, кто предложил им сделку…

– И потребовал денег за молчание перед ратом?

– Да, – недовольно согласился Гайер. – Если б о моем почти что соучастии в убийстве мирных горожан стало известно – меня порвали бы в клочья, епископ и город растащили бы мое имущество, а меня с превеликим удовольствием отправили бы в тюрьму. И даже если б мне удалось избежать казни, жить мне было бы несладко… Деньги я передал канцлеру через Юниуса; надо сказать, что запросил он еще по-божески, я ожидал худшего.

– Однажды?

– Нет. Три раза. Должен был быть и четвертый, но… Богом клянусь, в его смерти я не виновен! – на миг утратив свой выдержанный тон, повысил голос делец, подняв, наконец, взгляд на собеседника. – Если спросите, была ли у меня такая мысль, я скажу «да», отрицать не буду. Но я не убивал его.

– А теперь смотрите, какая получается занятная штука, господин Гайер, – произнес Курт с расстановкой. – О вашем деле знали вы, судья и канцлер – более никто, так? Однако после смерти канцлера, как вы сами заметили, кто-то решил избавиться от Иоганна Юниуса, для чего провернул это запутаннейшее дело с лавкой, отравлением свидетельницы… Кто? Или судья и впрямь был настолько глуп, чтобы ввязаться в сговор с убийством за какие-то сребреники?

– Я не знаю, – вздохнул хозяин. – Действительно не знаю, майстер инквизитор, на сей раз я говорю правду. Быть может, так и было. А возможно, его действительно подставили. Его дочь, по крайней мере, была уверена, что так и есть. Видимо, Юниус проболтался ей о том, что нас с ним что-то связывает, потому как она пыталась заставить меня вмешаться, приходила ко мне пару раз после его ареста…

– И? – поторопил Курт, когда Гайер умолк; тот неловко передернул плечами:

– Я не стал с ней говорить и велел спровадить ее. Не хватало мне еще дать повод заподозрить меня в подобных делишках.

– И вскоре судью казнили, а его дочь покончила с собой.

– Вы же не станете обвинять меня в ее смерти? – напряженно произнес Гайер. – Послушайте, майстер инквизитор, мне жаль, что тогда пострадали невинные горожане, я этого не планировал, но нельзя же на основании того, что я одобрил и оплатил избиение преступников, делать вывод, что я способен убить женщину!

– А у вас крепкие нервы, господин Гайер, – заметил Курт безвыразительно. – Сообщника бросили на растерзание властям, на смерти его дочери наварили барыши – и глазом не моргнули. Ваша совесть, как я посмотрю, берет дешевле покойного канцлера… Итак, у вас нет предположений касательно того, права ли была Катерина Юниус, или судья был казнен за дело. Последний вопрос о нем: Официум или кто-то из инквизиторов был в курсе всей этой истории с наемниками?

– Нет.

– Вранье, – коротко и уверенно бросил Курт и настойчиво произнес, когда Гайер нахмурился, глядя на него настороженно: – Я не стану объяснять, чем именно вы выдали себя сейчас. Просто повторяю вопрос и на этот раз жду честного ответа. Итак, кто из Официума знал о вашей сделке с наемниками?