И аз воздам

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я рассказал о том, что Адельхайда работала на Императора и искала предателей в его окружении. Ни о какой нашей совместной работе по отлову малефиков не было сказано ни слова, и из самого факта нашего с нею знакомства этого тоже никак не следовало, Ян. Все, что было известно о нас с нею, – это наша личная связь. Еще, быть может, то, что она сдавала мне информацию о политически неблагонадежных представителях знати. И все. Сказать так, как Лукас, мог лишь тот, кому рассказали, кем на самом деле была Адельхайда.

– И кем она была? – уточнил Ван Ален хмуро, и Курт вздохнул:

– Нашим агентом, который был приставлен наблюдать за Императором, дабы тот не вздумал свернуть не туда в своих решениях.

– Мне сейчас ты рассказал об этом тоже в надежде спровоцировать на что-то? Я тоже под подозрением?

– Нет, – коротко качнул головой Курт. – Я рассказал это тебе, потому что это ничего не изменит. Ты никому об этом не скажешь, потому что незачем, а даже если и скажешь – что это изменит? Она мертва, и эта информация, даже будучи раскрытой, никому не навредит. Император, полагаю, и сам о многом догадывался, а наши противники и без чьих бы то ни было рассказов знают об Адельхайде и ее работе побольше тебя. Как оказалось – даже Лукас знал больше тебя… То, что после всего случившегося он попытался убедить тебя покинуть Бамберг, было ожидаемым и лишь подтвердило мои подозрения.

– И остался он лишь потому, что остался я… – тихо проговорил Ван Ален. Курт кивнул:

– Да. Как он и сказал сегодня сам – проконтролировать, дабы ты не натворил бед. В его понимании.

– Есть что-то еще? – не ответив, спросил охотник негромко.

– Есть, – согласился Курт. – Когда погиб Хальс, он сказал мне – «из всех жителей этого городишки молния выбрала именно инквизитора, который тебе показался самым благонадежным в здешней кодле».

– И что? – хмуро уточнил Ван Ален. – Я подумал точно так же, просто не сказал вслух.

– А с чего ты взял, что Хальс показался мне самым благонадежным?

– Ни с чего. Я просто подумал – подозрительно, что молния убила именно инквизитора, замешанного в деле. Остальное детали.

– Ты ведь знаешь, в чем Дьявол, да? – со вздохом возразил Курт и пояснил: – Не с чего это было взять: я вам об этом не рассказывал и своими мыслями о степени виновности каждого члена Официума не делился. А уж о Хальсе я и вовсе почти не говорил. Было одно событие, которое могло хотя бы позволить предположить, что я выделяю его среди прочих, но увидеть само это событие мог только тот, кто однажды ночью следил либо за моим трактиром, либо за Хальсом.

– Он приходил ночью к тебе?

– Да. Пытался выяснить, что мне известно о происходящем и кого я подозреваю. Времени за беседой мы провели прилично, и наблюдателю со стороны это могло показаться обоснованием моего к Хальсу особого расположения… Но для чего Лукасу было становиться этим самым наблюдателем? Охотнику, который помогает брату, который помогает приятелю-инквизитору, это совершенно ни к чему. Да, – подытожил Курт со вздохом, – все это в отдельности ничего не стоит, все это можно было бы объяснить… Да как угодно можно было бы объяснить. Но все вместе… Тогда я решился на проверку, которая бы все подтвердила.

– И никакого призыва бродячих душ не планировалось…

– Нет, – впервые за последние четверть часа разомкнула губы Нессель. – Я не умею ничего подобного.

Ван Ален медленно кивнул и остался сидеть молча, тяжело опершись о столешницу и глядя на свечу перед собою; долгая минута протекла в тишине, и охотник, с усилием складывая слова вместе, спросил, не поворачивая головы:

– А я? Почему ты не заподозрил меня?

– Я напомню тебе одну историю, – не сразу отозвался Курт, и Ван Ален поднял голову, глядя на него вопросительно-ожидающе. – Шесть лет назад ты готов был зарезать мальчишку четырнадцати лет – за то, что он был ликантропом. Он не причинил зла ни одному человеку, он сам тяготился собственной сущностью и боролся с ней, но ты был готов убить его на месте.