Каникула

– Хм, знаешь, мне сегодняшнее утро виделось совсем другим.

– Каким же?

– Счастливым. Или как минимум радостным.

Вероника снова помрачнела.

– Нам не нужно было…

– Господи! Да что тебя гложет-то? Чувство вины? Перед кем?

– О, это длинная история. Давай лучше замнем. В конце концов, ты и я получили, что хотели. А теперь умаляю, давай забудем это маленькое приключение и притворимся, что ничего не произошло.

Понимая, что решение уже принято и оспаривать его бесполезно, Глеб с отрешенным видом отвернулся к окну.

– Как скажешь.

Пытаясь прийти в себя, он какое-то время рассеянно наблюдал за жизнью местных пернатых, словно древнеримский авгур, читающий судьбу по птичьему полету. Так и не найдя в небе добрых предзнаменований, Глеб уныло поплелся в душ.

* * *

Вопреки воле шефа инспектор Рохас все-таки дал баллистикам задание еще раз сравнить хранящиеся в национальном архиве данные по револьверу Чавес с пулями, извлеченными из тела Дуарте, и теперь не находил себе места в ожидании результата. Вообще-то архив уже был проверен на предмет возможного совпадения, но чем черт не шутит.

Наконец зазвонил телефон. Револьвер Сусанны Чавес оказался ни при чем. А вскоре прояснилась и история с получением лицензии на ношение оружия в целях самообороны. Оказалось, что три года назад заместитель директора Провинциального реестра прав собственности Сусанна Чавес вскрыла громкую аферу с недвижимостью, в ходе которой продажные делопроизводители подменяли оригинальные страницы реестра фальшивыми. Переоформив ценную недвижимость на подставное имя, жулики тут же продавали ее без ведома истинного хозяина. Разоблачив аферистов, Чавес нажила себе немало врагов.

Однажды поздно вечером, когда Чавес после работы шла на парковку, на нее напали подосланные недоброжелателями громилы. По чистой случайности Чавес тогда отделалась переломом руки и легким испугом – налетчиков спугнул проезжавший мимо полицейский автомобиль. После этого случая старший комиссар лично ходатайствовал о том, чтобы ей разрешили вооружиться. Рохас, не так давно обосновавшийся в Толедо, об этой истории, разумеется, не знал. Значит, он снова шел по ложному пути?

* * *

Вся первая половина дня прошла в тягостном молчании. Глеб пытался прочувствовать прелесть Лорки в оригинале, а Вероника остервенело драила плиту. Они старались держаться друг от друга подальше, но всякий раз, когда им все же доводилось сближаться, напряжение достигало такой силы, что в воздухе, казалось, можно было расслышать легкое потрескивание электрических разрядов.

Стукнуло почти двенадцать, когда, не выдержав обоюдной пытки, они будто по команде повернулись друг к другу и в унисон произнесли:

– Послушай!

Оба рассмеялись, правда, Глебу смех Вероники показался каким-то натужным.

– Послушай, – еще раз повторила она. – Этой ночью мне было очень хорошо. Мне с тобой всегда было хорошо. Как, я понимаю, и тебе со мной тоже? – Глеб уже открыл рот, чтобы ответить, но Вероника зажала его губы своими пальцами. – Тс! Дай мне сказать. Я же видела, какими глазами ты на меня смотришь, как дрожишь при случайном прикосновении. Не скрою, было чертовски приятно, будто я перенеслась на восемнадцать лет назад в тот день, когда мы впервые поцеловались.

– Так не забыла? – промычал Глеб сквозь пальцы Вероники, стискивающие его губы.

– Стольцев, не ерунди, ты был моей первой большой любовью, такое захочешь – не забудешь, но я о другом. Признаюсь, я сама запрыгнула к тебе в постель, но, знаешь, ты тоже хорош – сначала набросился на меня как очумелый и чуть не задушил в объятиях, а потом взял и отпустил. Вот мне и вскружило голову. Давай не будем торопить события. Давай не будем отвлекаться от главной задачи – восстановить доброе имя Йоськиного отца. И, пожалуйста, дай мне время разобраться в самой себе – я немного запуталась. – Вероника убрала ладонь со рта Глеба. – Уговор?