Держа даму под руку, Глеб медленно рассекал нескончаемый поток принарядившихся прохожих и резвящихся собак, наслаждающихся последними погожими деньками. Праздничная, если не сказать карнавальная атмосфера не совсем соответствовала тому, что Глеб должен был рассказать Веронике, но ему показалось, что, устройся они где-нибудь в кафе, разговор будет еще тяжелее.
– Помнишь твою фотографию, что валялась на полу возле стола в кабинете Рамона? – спросил Глеб.
– Ту, где я вылезаю из моря с мокрой башкой и всклокоченными волосами?
Вероника явно набивалась на комплимент, поскольку на этом снимке выглядела абсолютно сногсшибательно. Глеб, впрочем, пропустил намек мимо ушей.
– Да, точно. Так вот эксперт, что изучал вещественные доказательства, обратил внимание на небольшое пятно. При внимательном рассмотрении пятно оказалось отпечатком губ, причем совсем свежим.
Рот Вероники задрожал.
– Губ?
– Губ Рамона. В последний час своей жизни он целовал твое лицо. Твой муж никогда не переставал тебя любить.
Казалось, Вероника вот-вот разрыдается.
– Любил, но изменял?
– Мм, я бы перенес ударение на первую часть фразы. Твой муж был котярой, это факт, но это не мешало ему любить тебя. Не забывай об этом. И не смей сомневаться в чувствах Рамона. Если помнишь, пятнадцать лет назад я был по уши в тебя влюблен, и уж если я тогда умудрился проиграть Рамону, то только потому, что он любил тебя еще сильнее.
Перестав сдерживаться, Вероника, не обращая внимание на любопытные взгляды прохожих, заплакала навзрыд, уткнувшись в плечо Глеба. Заплакала впервые с того часа, как получила известие о смерти Рамона.
Когда ее тело перестало наконец сотрясаться от рыданий, Вероника утерла ладонями глаза и неожиданно спросила:
– А знаешь, мне всегда было интересно, вот выйди я замуж за тебя, ты бы тоже ходил налево?
Глеб ответил не сразу.
– Мне очень жаль тебя ранить, но…
– Хочешь сказать, что и ты мне изменял? – спросила она упавшим голосом.
После секундного замешательства Стольцев ответил, с трудом подбирая нужные слова:
– Понимаешь, это случалось так…
– Случалось? Так это было не однажды? – Она снова захлюпала носом. – Какая же я дура! Все эти годы так истязать себя, правильный ли я сделала выбор. Ну и кто же она?