Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

22
18
20
22
24
26
28
30

Его ядовитый смех эхом расколол темноту, обволакивая меня и дразня.

– Я не играю роли, мистер По, хоть и было сказано: весь мир – театр, все женщины, мужчины в нем актеры, и каждый не одну играет роль[69]. Вот Арнольды – да, они и вправду сыграли множество ролей на своем веку.

– Как и вы за время нашего непродолжительного знакомства. Писарь, торгующий балладами, профессор на спиритическом сеансе, литературный критик на моих чтениях, а теперь и мсье Вальдемар. К чему эти шарады, к чему весь этот маскарад? Чего вы добиваетесь, мистер Уильямс? Извинений за то, что совершили мои предки? Если так, я охотно принесу вам извинения, но нельзя же винить меня в тех бедах, что случились с вашим отцом!

Воздух вокруг застыл в наступившей тишине. По коже словно скользнули призрачные пальцы – я чувствовал присутствие врага, но не видел и не слышал его. Осторожно приблизившись к соседней усыпальнице, я заглянул внутрь, но там не было ничего, кроме гробов да пустых камер.

– Я даже еще не родился, когда он был заключен в тюрьму, – сказал я в темноту дрожащим, точно пламя свечи, голосом.

Легкое дуновение сзади змеиным языком коснулось моей шеи. Казалось, голос Уильямса сочится в самое ухо:

– Занятно слышать подобное от внука женщины, чьи притворство и обман отправили в Ньюгейт вместо нее самой человека, ни в чем не повинного.

Я резко развернулся, чтобы схватить его, но позади не оказалось никого. Должно быть, я не сумел сдержать возгласа разочарования: смех врага – а может, и самого дьявола – раздался из следующей усыпальницы.

– Если все это и правда, она наверняка не раз жалела о том, что натворила.

– Боюсь, я знаю больше, чем вы, мистер По, и ваше предположение не имеет ничего общего с действительностью.

– Откуда вам знать? Вы никогда не видели моей бабушки и не можете знать, что было у нее на уме, – с отчаянием возразил я.

– Чарльстон. Двадцатое июля тысяча семьсот девяносто восьмого года. Ровно сорок два года назад. Поразительное совпадение. Можно сказать, роковое.

Мое сердце замерло. Чарльстон… Там бабушка в последний раз вышла на сцену. Там ее видели в последний раз. Там она, предположительно, умерла.

– Объяснитесь, Уильямс.

– Виновные умирают ночью в своей постели, сжимая руки призрачных исповедников, а губят их грехи, в которых они не смеют признаться.

Голос Уильямса вновь прозвучал сзади, и я описал фонарем широкий полукруг, но за спиной не было никого. Я вновь развернулся, попятился в коридор и прижался спиной к стене, светя фонарем то направо, то налево, однако его слабый свет не мог совладать со сгустившимся надо мной мраком. Несмотря на могильный холод, по спине стекла струйка пота. Казалось, Уильямс одновременно был везде и нигде.

– Мне жаль, что все так скверно вышло с вашим отцом и вашей семьей, но зачем вам мучить меня? Прошлого ведь не воротишь вспять, и…

Голос Уильямса оборвал меня:

– Спросите себя, мистер По, как можем мы избавиться от жаждущего возмездия призрака, которого не запереть в четырех стенах и над которым не властно само время?

Проклятие Уильямса повергало в ужас, но то, что возникло передо мной в свете фонаря, тут же многократно затмило его. Сердце замерло в груди: с каменного пола, поблескивая, взирал на меня глаз. Человеческий глаз! Я не мог противиться его гипнотической мощи. Он влек к себе – ближе, еще ближе… И в тот самый момент, когда я наклонился и протянул руку, чтобы схватить это жуткое око, раздался быстрый топот, и прямо над моей головой в камень с громким лязгом врубился металл. Я бросился на липкий от влаги пол, чтобы избежать второго удара, но клинок свистнул в воздухе, крылатой фурией кинувшись за мной. Я перекатился вбок, острие коснулось спины, рассекло ткань и обожгло плоть – сперва льдом, а затем пламенем. Чудовищный вой, отраженный каменными стенами, эхом раскатился по подземелью, и стремительная волна тьмы увлекла меня в глубины вечной ночи.