Как-то под вечер, когда они остались вдвоем, Вячеслав спросил Илью:
— Сколько тебя знаю, и всё равно не могу понять, как ты умудряешься выдавать практически готовые решения? Такая махина, уйма всего, а ты словно бы представляешь её и веришь, что она заработает с первого пуска.
— Сам не знаю, — уклончиво ответил Илья, продолжая что-то просчитывать на компьютере.
— Да отвлекись ты. Время уже знаешь сколько?
— Знаю, начало десятого.
— Вот именно.
— Я смотрю, ты сегодня в больницу не ходил. Как супруга?
— Без перемен. Колют, дают таблетки, а толку, — Илья оторвал взгляд от монитора и, посмотрев на Вячеслава, спросил:
— У тебя выпить найдется?
— В смысле?
— В прямом. Водка, коньяк?
— Могу только спирт предложить, да и то, технический.
Вячеслав давно подозревал, что с тех пор, как Ольга заболела, Илья стал периодически поддавать. Не услышав ответа, переспросил:
— Так что, доставать?
— Эх, Слава, жизнь такая дерьмовая штука, когда близкий и родной человек болеет, а ты не в силах ему помочь, что поневоле начинаешь думать, как быть. Распускаешь сопли, проклинаешь всех и всё, и чтобы забыться напиваешься, а потом проклинаешь себя за слабость и только в работе до изнеможения забываешь, как же все хреново.
— Извини, но ты талантливый человек…
— Брось. Рядовой сотрудник, у которого чуть больше чем у других развито научное мышление, и не более того. И потом, разве в этом дело?
— Э нет, не согласен. Талант, либо есть, либо его нет. Можно быть способным, усидчивым, знающим, кем угодно, но выдать что-то новое, что позволит сделать в науке шаг вперед, на это способны единицы. Они-то и определяют прогресс человечества.
— Прогресс человечества, говоришь? — Илья прищурился и саркастически улыбнулся, — А что если нет? Что если эти самые единицы ученых приведут мир к катастрофе? Возьми, к примеру, строящийся коллайдер. Уже сейчас раздаются голоса против. А если они окажутся правы?
— Науку нельзя остановить.