Он произнес эту фразу и облегченно вздохнул.
Я лихорадочно думал. «Скорее всего, наводит тень на плетень. Продолжает алиби создавать. Дескать, приходил в институт, чтобы занять денег у приятеля. Денег сейчас после Гонконга у меня нет, но помочь ему надо: иначе, как, кажется, говорят спецслужбисты, контакт не развить. Но откуда их взять? Теща больше не даст. Богатых друзей у меня нет… Но у Инны наверняка есть какая-нибудь заначка на черный день. Пойду поговорю, ведь всего две недели. А если за эти две недели он пройдет в дамки, то бишь, в черные властелины, доллары уже и так не понадобятся».
Я улыбнулся своему сомнительному юмору.
— Сейчас, Илья, подожди минутку, с женой надо поговорить.
Он развел руками.
Разговор с Инной был не из приятных. Она сказала мне, что ее заначка равна пятистам зеленым и копила она их на случай всяких черных вторников и восемнадцатых августа потом и кровью, но если уж так надо… (Надо, надо!) В конце концов она полезла на верхнюю полку книжного стеллажа, извлекла из-за книг некую шкатулку и выдала мне четыреста долларов США, выразив надежду, что не позднее чем через две недели они вернутся обратно. Я расцеловал жену, несмотря на ее попытки увернуться, и поспешил к Илье. Тот просто расцвел от счастья.
— Сходи Инну поблагодари, хоть цветочки бы ей принес.
— Да-да, конечно-конечно, обязательно принесу, розы там или пионы.
Он отправился к Инне и через три минуты вернулся вполне довольный оказанным ему приемом.
— Две недели, только две недели, клянусь!
Теперь можно было спокойно попить чаю и поговорить. Я завел разговор про каббалу и про мессий. К моему изумлению Илья обнаружил почти полное безразличие к данной теме и попытался свести разговор к архетипам Юнга и матрицам Грофа. Я решил быть вполне откровенным.
— Слушай, Илья, я что-то тебя не пойму. В прошлый раз — месяца еще, наверно, не прошло — ты просто в каком-то мессианском дели-риуме находился, ни о чем другом говорить не мог, а теперь вот, когда я заинтересовался темой, все на Юнга свести норовишь.
Ответ Ильи меня удивил еще раз:
— Знаешь, действительно вроде безумия какого-то обуяло. Тебе ведь известно, что я всегда был ближе к позитивизму, чем к мистике; и религией-то я интересовался прежде всего как психотерапевт, ну и антрополог, если позволишь. А тут… Познакомился с одним москвичом, таким Андреем Королевым, он как раз специалист по каббале, хотя в институте занимается, кажется, кундалини-йогой. И вот его энтузиазм и какая-то мистическая харизма, что ли, так на меня подействовали, что у меня чуть крыша не поехала на Саббатае Цеви, мессианизме и каббале. Он, кстати, у меня и про тебя спрашивал. (Я тут вспомнил, что Андрей говорил мне, что узнал мой адрес от Гданьского.) А как я перестал с ним общаться — это было еще до твоего отъезда в Гонконг, — так это наваждение начало рассеиваться; мне даже смешно стало, что я чуть мессией себя не вообразил. Вот, собственно, и все.
Я признался Илье, что тоже познакомился с Андреем и что хорошо понимаю его, ибо сам испытал воздействие его харизмы, маны или как там это еще называется, в общем, иррационального обаяния личности. Таким образом, все вроде бы объяснилось, но мои подозрения относительно Ильи тем не менее не только не исчезли, но, наоборот, укрепились. Проводив его до двери (под конец он снова рассыпался в благодарностях), я выждал четверть часа и пошел прогуляться и пораскинуть мозгами.
Рассуждал я так. Все это на самом деле хитрости. Теперь, когда препарат у него, продолжать демонстрировать свой каббалистический фанатизм для него опасно — может вызвать подозрения, у меня по крайней мере. Про то, что я знаком с Андреем, он знает, значит, можно на него валить, дескать, заразил мистикой. А самому теперь разглагольствовать про безопасного и невинного Юнга. Может ли такая логика быть у безумца? Может. Известно, что сумасшедшие бывают чрезвычайно хитры и коварны в рамках своей мании, так что все сходится. Контактировать с Ильей надо продолжать. Ждать две недели нельзя, надо дней через пять под каким-нибудь предлогом навестить его на работе и поговорить по заранее разработанному плану.
Тут ноги вынесли меня к Князь-Владимир-скому собору, и я решил зайти в храм. Меня почему-то не удивило, что собор открыт несмотря на поздний час (было как минимум половина десятого вечера). Я вошел внутрь и проследовал поближе к солее и Царским Вратам. Храм был практически пуст — кроме меня по углам жались какие-то старушки. Тем не менее шла служба, вечерня, причем на хорах пели певчие, а со священником служил и диакон. Меня опять-таки не удивило это, прямо скажем, странное обстоятельство: какая же вечерня на ночь глядя, да еще и в будний день? Я вошел в церковь как раз во время малого выхода: священник уже прошествовал к Царским вратам. За ним шел диакон с престольным Евангелием. Возгласив «Господи, благослови!», священник вошел в алтарь, а диакон, перед тем как проследовать за ним, повернулся лицом к прихожанам и осенил их крестным знаменем, благословляя Евангелием. И тут хор грянул:
«Свете Тихий, Святыя Славный Бессмертного Отца Небесного, Святаго Блаженного Саббатае Цеви, пришедша на запад Солнца. Видевше Свет вечерний…»
Дальше я уже не слушал, поскольку бросился бегом из храма, как будто преследуемый не то ангелом с огненным мечом, не то сонмищем бесов. Пришел я в себя, только когда стал ключом открывать дверь своей квартиры.
«Привидится же такое! Скоро тазепам пить придется…»
ebooksa