Страна василисков

22
18
20
22
24
26
28
30

Последний стакан, подумал я. Какой смысл был пить дальше, если это всё равно не помогало?

— Прошу. — я поднял взгляд: передо мной стоял заново наполненный стакан. Я кивнул бармену и сделал щедрый глоток. Стало чуть получше. Показалось даже, что пустота на мгновение отступила, и я отпил снова.

В углу зрения поблёскивали тревожные значки пропущенных вызовов. Сердце сжалось, и мне вдруг стало ужасно, невыносимо одиноко. Фудзисаки пыталась дозвониться мне пять раз подряд: на шестой я попросту выключил ассистента. Мир без привычно достраиваемой реальности выглядел пугающе пустым и безжизненным, но я выдержал целых десять минут ужаса, прежде чем включить его заново. Звонков больше не было.

Только сейчас я понял, что у меня не осталось никого более близкого, чем Жюстина.

А теперь я отринул и её.

— Cлышь, красавица, — раздался незнакомый голос у меня над ухом; на плечо мне легла чья-то чужая рука. — Освободи-ка место, люди сесть хотят.

Вместо ответа я дёрнул плечом, стряхивая с себя руку. В следующий момент стакан жалобно звякнул и покатился по стойке, расплёскивая драгоценный виски, потому что меня грубо сдёрнули с табурета.

Передо мной стояли пятеро космонавтов в синих комбинезонах, показавшихся мне смутно знакомыми: где-то я такие уже видел. Один из них сграбастал меня за отворот плаща. Все пятеро были гайдзинами, цветом кожи и телосложением непохожие на обитателей Солнечной. Двое из них были женщинами; они стояли чуть позади, сложив руки на груди и презрительно глядя на меня. Взгляды мужчин, впрочем, были не лучше.

— Я с тобой разговариваю, красавица, — сообщил державший меня гайдзин; говорил он по-русски со странным акцентом, но за пределами Солнечной много где говорят по-русски. — Я тебя по хорошему просил, а? Хули ты ерепенишься?

— Убери руку. — презрительным тоном процедил я. — По хорошему.

— Ты смотри, — гоготнула одна из женщин, — оно ещё и разговаривает!

— А то что будет, красавица? — спросил космонавт, рывком дёрнув меня на себя; он был несколько крупнее меня, но ненамного выше. — Ты обидишься и заплачешь?

— Нет. — ответил я, смотря прямо на него. — А вот ты — очень даже.

Брови гайдзина сдвинулись.

— Слышь, красавица, — прорычал он, — я не понял, ты нарываешься, или чё?!

Подходящее окончание сегодняшнего вечера, подумал я.

И, размахнувшись, свободной рукой ударил космонавта под дых. Я был меньше и легче гайдзина, выросшего где-то в колониях или даже в Сибири, в неизвестно какой среде и в другом притяжении. Но для меня не было запрещённых приёмов.

От неожиданности гайдзин охнул, выпустив меня, и сложился пополам — прямо навстречу моему колену, врезавшемуся ему в солнечное сплетение. Он рухнул на пол, схватившись за живот, и его приятели тут же бросились в атаку. Я отшатнулся в сторону, уходя от удара, и подставил одному из них подножку: космонавт качнулся вперед, навстречу барному табурету, и я щедро добавил ему обеими локтями в спину. Его вскрик оборвался глухим ударом об металлическое сидение.

Третий космонавт зарычал и бросился на меня; я уклонился от кулака, летевшего мне прямо в лицо, и ударил его в горло. Гайдзин отшатнулся от удара, и я с размаху врезал ему кулаком в челюсть — так, что он рухнул назад, размахивая руками, и врезался спиной вперед в стоявшую неподалёку группу космонавтов в оранжевых комбинезонах, смазав одному из них кулаком по носу.

Космонавты в оранжевом были высокими и худыми, явно выходцами из Солнечной. Больше того, они тоже показались мне странно знакомыми. Как будто бы я видел их всего пару дней назад.