Минадзуки бросила взгляд в сторону двух водителей и начала спускаться ко мне. Её чёрный плащ развевался при каждом её шаге.
— Сами подумайте, господин Штайнер. — негромко сказала она, поравнявшись со мной. Даже без разницы в ступеньках, она была почти на полголовы выше меня. — Две жертвы. Обоих находят с перерезанным горлом, у обоих — одинаковые раны, отсутствуют на теле следы борьбы или насилия, а их обоих находят сидящими за компьютером, на рабочем месте. Вы не находите, что у этих двух убийств чересчур много общего?
— Нахожу. — ответил я, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Кюршнер говорил то же самое, когда его убили. — Потому что их совершил один и тот же убийца.
— С абсолютно, в точности одинаковым исходом? — спросила Минадзуки, и я понял, что она была права.
У убийц нечасто различается modus operandi. Но чтобы каждое убийство совершалось настолько идентично предыдущему…
— Хорошо. — нехотя проговорил я. — Я чего-то не знаю. Чего, госпожа Минадзуки?
Вместо ответа Минадзуки снова глянула на водителей, вновь вернувшихся к обеду, и снова обернулась ко мне.
И просияла.
— Послушайте, господин Штайнер, — с улыбкой предложила она, — как вы смотрите на то, чтобы продолжить нашу беседу в более удобном месте?
— Зависит от места. — недоуменно пробормотал я. — А что?
Минадзуки улыбнулась. На этот раз в её улыбке промелькнуло что-то хищное.
— Позвольте мне подвезти вас. — произнесла она, сделав приглашающий жест. Я обернулся вслед за её рукой и уставился на медно-рыжую «Накацукасу», стоявшую посреди парковки.
— Я был бы вам очень признателен. — решился вымолвить я. — Госпожа Минадзуки.
Когда «Накацукаса» взлетала, я успел краем глаза заметить округлый лоб омнибуса, выныривающий из-за поворота улицы Тюринга. На лобовом стекле горели белые цифры 215.
Я отвернулся.
Я почти ожидал, что Минадзуки повезёт меня в здание ГСБ у площади Баумгартнера, но вместо этого «Накацукаса» заложила вираж уже над Штеллингеном и пошла на снижение. По правому борту проскользнула кувшинка Выставочного центра на задирающейся вверх стене орбиталища, полупустая лента Гершельштрассе, затем начались покатые крыши Среднегорского района. Я поднял глаза: навстречу нам приближались небоскрёбы Инненштадта.
Сатурнианские города неохотно растут вверх — даже Титан-Орбитальный, испытывающий постоянный недостаток свободного места. Поэтому Инненштадт выглядел чуждо — высотные здания в окружении городских кварталов едва ли в четверть их этажности. Жилые дома обступали Инненштадт с четырёх сторон, как крепостные стены; Сэкигава с её каменной набережной казалась рвом.
Минадзуки вела люфтмобиль сама — с мастерством, ничуть не уступавшим мне или Фудзисаки. «Накацукаса» пролетела над мостом, на котором вальяжно расходились троллейбусы, и зависла над Каирской площадью, окруженная серебристыми обелисками небоскрёбов. В эпоху строительства Инненштадта в высотном строительстве доминировали нарочито стремительные формы с плавными линиями: паруса и форштевни. К такому форштевню Минадзуки и направила машину, заходя на посадку: перед нами вырос серебристый стеклянный фасад небоскрёба, а затем подъёмный вентилятор загудел, едва слышно зажужжали выпускающиеся стойки шасси, и «Накацукаса», качнувшись, села на посадочную площадку.
Минадзуки выдернула стартер из приборной панели — свист турбины затихал у нас за спиной — и обернулась ко мне.
— Приехали. — сообщила она и подмигнула мне.