Минадзуки вновь кивнула и отложила очки гайдзина на край стола. Её рука нырнула в карман плаща: оттуда она достала лакированный футляр, в котором лежали баллистические очки — тёмный визор, плотно прилегающий к лицу, с ободком серого цвета. Она раскрыла их и протянула мне.
— Оденьте. — попросила она, и я подчинился, надвинув визор очков на самые глаза — плотно, чтобы не оставлять зазоров, как меня учили на тактических курсах. Прикоснулся пальцем к кнопке включения. Визор очков зажёгся; по краям побежали какие-то надписи, пока система загружалась.
Минадзуки и Моритани очертились оранжевыми контурами. За ними такие же контуры, только жёлтые, возникли вокруг предметов на столе: кружки, ящика от вещдоков, разбросанных бумаг, очков гайдзина. На краю визора зависла иконка: очки обнаружили мой пистолет и недоумевали, что с ним делать. Я жестом пальцев согнал иконку с визора.
Моритани удивлённо наблюдала за нами.
В футляре Минадзуки лежал тонкий свёрнутый кабель: теперь она вытащила и распутала его. Один конец она присоединила к разъёму на моих очках, коснувшись пальцами моей щеки. Я вздрогнул, но Минадзуки уже убрала руку; вместо этого она взяла очки гайдзина со стола, перевернула их в руках и воткнула свободный штекер кабеля в разъём. Затем она обернулась ко мне.
— Автоцензор должен был автоматически загрузиться. — сказала она, словно успокаивая меня. — Вам лучше сесть, господин Штайнер.
— Действительно, — не стал спорить я, опускаясь на стул и устраиваясь поудобнее. Это было нелегко: я чувствовал себя, как на приёме у стоматолога.
— Штайнер, — испуганно спросила Моритани, — что это вы делаете?
— Проводим следственный эксперимент. — ответил я и поднял большой палец. — Не беспокойся.
— Как скажешь. — хмыкнула Моритани, скрестив руки под грудью. Я нервно усмехнулся.
Следственный эксперимент, надо же.
— Готовы? — спросила Минадзуки. Её палец лежал на кнопке включения очков, зажатых у неё в кулаке. Я глубоко вдохнул.
— Да. — сказал я.
Минадзуки кивнула и нажала на кнопку. Мгновение — я отчётливо услышал, как бьётся моё сердце — ничего не происходило.
А затем перед моими глазами развернулся цветок.
Это был алый цветок, распахивающийся бутон, чьи лепестки расширялись и расширялись, заполоняя всё моё зрение, весь мой мир; они кружились вокруг меня, обволакивая меня со всех сторон, завораживая и пугая, и ни на секунду не прекращая своего движения; каждый лепесток испещряли узоры, призывно движущиеся и пульсирующие самыми различными цветами, от ослепительно-белого до ярко-лилового, и через их мерцание я увидел — почувствовал — как у цветка, закручивавшегося спиралью, вдруг появились чёрные иглы; они вытягивались, закручивались, изгибались вслед за вращавшейся и пульсирующей спиралью цветка; сердце цветка вдруг вспыхнуло голубым, ярко-голубым светом, расширяясь и раздаваясь в стороны, а иглы вытянулись, замедлив свой ход, став похожими на ресницы; и на меня воззирился огромный, размером с целую вселенную, глаз.
И он моргнул.
Я рухнул на пол, срывая с себя визор и рукою хватаясь за голову, которую терзала невыносимая, адская боль. Вселенная неожиданно вернулась ко мне, каскадом ударяя по глазам, и меня вырвало прямо на пол.
— Твою мать!.. — зарычала Моритани, и я, отплёвываясь, услышал резкие шаги. — Это что, чёрт возьми, такое?!
— Это «василиск», — сообщила Минадзуки голосом, в котором слышны были обеспокоенные нотки. — Программа, воздействующая на мозг человека. Полагаю, господин Штайнер только что испытал её на себе.
ebooksa