— Вишневецкая. — сказала Минадзуки. — Сэкигахара. Что вам о них известно?
— Я не знал их имён, я не солгал. Я знал, что наши расчёты идут через казначея, но не знал, кто она такая.
— Ваши назначенные лица — из Конституционной партии Сатурнианской Гегемонии?
— Да. — ответил Лефрансуа. — Я знаю их имена… некоторых. Госпожа Коноикэ, и она упоминала некую госпожу Малкину… но я не знаю ни кто они такие, ни какие должности они занимают. Госпожа Коноикэ говорила про «нашу казначея»…
— Марина Николь Коноикэ, начальница службы внутренней безопасности Конституционной партии. — произнесла Минадзуки. — Мы знаем, кто она, господин Лефрансуа. Продолжайте.
— Да… Он пришёл к нам. Ночью. Потребовал от нас доступа к складу. Мы дали его, и он взял меч.
— Кто он? Опишите его.
— Я видел его всего раз. Он был в сером… доспехе или скафандре, я не уверен точно. Без шлема: седые волосы, именно седые, синие глаза. Пронзительно-синие, будто искусственные. Голос с металлическими нотками. У него был протез вместо нижней челюсти… вместо шеи. Шлем садился на него, как влитой.
— Как он планировал совершить убийство?
— Получить доступ к устройству. Во время выступления. Любому, в которое может посмотреть премьер-министр. Одного взгляда будет достаточно.
— Но в него могут посмотреть другие. — не выдержала Жюстина. Минадзуки глянула на неё, не поворачивая головы; на её лице не дрогнул ни один мускул, но упрёк был только более явственным. — Другие люди… из свиты его превосходительства, из аудитории… это десятки жертв. Если не сотни!
— Вы думаете, инспектор, — горько проговорил Лефрансуа, — что это его интересовало? Он ненавидит всех нас. Искренне ненавидит. Что для него лишние сто мёртвых космоноидов?
— Когда? — прервала его Минадзуки.
— Завтра с утра, во время выступления.
— Где?
— В Доме Промышленности. Я не знаю, я только видел фотографии… но ему нужно находиться поблизости во время передачи «василиска». Чтобы удостовериться, что тот сработал.
— О боги. — тихо сказала Канако.
Премьер-министр Кисараги-Эрлих должен был выступать в Домпроме — месте, откуда Министерство общего машиностроения когда-то руководило строительством орбиталищ. Домпром был символом — символом единения и превосходства, восстания из пепла, символом новой эпохи и новой Сатурнианской Гегемонии. Выступление там премьер-министра, первого гражданина Гегемонии, было символом и данью символу одновременно.
Лучшего места для покушения было не найти.
— Где он сейчас? — спросила Минадзуки; она даже и бровью не повела.
ebooksa