Осколки моря и богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не выйдет. Уж Эммануил Борисович позаботится, поверьте мне.

Кавун хмуро посмотрел на Цимбалиста, покачал головой. Однако ничего говорить не стал. Железный пожал плечами. Соваться в дела Троих и Сестры не стоит. Добра точно не будет.

– Красиво у вас тут, – неожиданно произнес Цимбалист, задумчиво глядя на ночной Днепр. – Спокойно. И южные звезды такие яркие. Моя б воля – провел бы тут лето, погрелся в солнечных лучах. Послушал бы вашего Настройщика Душ. Дивно играет, нигде такого не слышал…

И ночь и впрямь была хороша. И люди не мешали, и звезды светили ярко.

Пифия с громким лаем подлетела к Железному. Тот поднес указательный палец к губам. Она смолкла, села на задние лапы и внимательно посмотрела на всех троих.

Призрачный Цимбалист протянул руки вперед, нарисовал в воздухе невидимую окружность. Звезды, горевшие в небе, метнулись к кончикам его пальцев. Озарили золотистым светом. Миг – выстроились в звездную тропку, уходящую куда-то далеко-далеко, в черную синь небес.

– Рад был видеть, панове, – сказал он певучим голосом. – Не могу больше задерживаться, хоть поболтал бы еще.

Он грациозно поднялся со скамейки. Опустил руку в карман и вынул колоду карт. Одним шутливым движением рассыпал их веером, карты тут же сверкнули звездной пылью, зачаровали сиянием.

Железный хмыкнул, признав колоду.

– Да-да, – кивнул Призрачный Цимбалист. – И сам удивляюсь, что это я добрый такой. Но коль обещал – надо выполнять. Хорошей ночи, шановные.

И, больше не задерживаясь ни на секунду, развернулся и шаг за шагом принялся подниматься по звездной дороге.

До Железного дошло, что трость Цимбалиста осталась одиноко прислоненной к скамейке. Вдруг глаза черепа-набалдашника сверкнули ядовито-зеленым светом. Цимбалист, даже не подумав обернуться, поднял руку и щелкнул пальцами. Трость взмыла в воздух и полетела за своим хозяином. Пифия звонко тявкнула, покосилась на Железного. В ее глазах явно читалось: «Это еще что? Таких собак не знаю».

Железный прицепил поводок к ошейнику.

– Что ж, пора и нам потихоньку. А то совсем засиделись. Девочка проголодалась.

– И то правда, – согласился Кавун, – Аннушка меня заждалась совсем. Доброй вам ночи, Рудольф Валерьевич.

– И вам, Сергей Панкратьевич. Вам тоже.

Неторопливо поднимаясь к перекрестку Соборной и Ушакова, оба молчали. Что говорить? Уж лучше слушать. Город не спит. Город шепчет тысячами голосов, смеется южным ветром, оставляет в душе след.

Городовой уж вышел на свой обход. Вон, метрах в пяти, мелькнул алебастрово-белый бок льва. И славно. Данила Александрович покой стережет, никого не пускает. Не важно, сколько лет прошло и пройдет: Городовой от своего не отступится.

Железный хотел было свернуть налево и пройти мимо Свято-Успенского собора, но передумал. Лучше по Суворова. Аппетит нагулять.

Поднялся выше, обогнул остановку с весело галдевшей молодежью. Улыбнулся замершему в металле Александру Васильевичу, уловив в ответ и улыбку на тонких губах полководца.