– Мне от твоего взгляда щекотно, – сказал он, убрав с высокого лба черную прядь. – И захочешь, не уснешь!
– Щекотно вам потому, что в вашей гриве трава запуталась, – ответила я, отодвинув травинку. – Может, все же пойдем домой? У меня глаза слипаются, сама боюсь задремать.
– Да, идем, – кивнул Грегори и одним слитным движением поднялся на ноги, потянулся, как кошка, встряхнулся и подал мне руку. – Смотри под ноги.
– Тут нужно порхать, как бабочка, чтобы никого не задеть, – удрученно ответила я, глядя на роящиеся вокруг искры. – Жаль будет невзначай растоптать кого-нибудь…
– Мы каждый день их топчем, – напомнил Грегори, – и… Гляди-ка!
Я удивленно вздохнула: искорки вдруг расступились, обнаружив узкую тропинку, и по ней мы и двинулись к дому.
В одном из оврагов я оскользнулась на мокрой траве и съехала по склону, а пока Грегори ругательски ругал мою неуклюжесть и свою невнимательность, увидела вдруг под корягой удивительный цветок. Я не видела возле него духов, но сам он светился в ночи как диковинная свеча, и я невольно протянула к нему руку.
– Можно? – шепотом спросила я невесть кого, и старое дерево надо мной ответило мне согласным вздохом, а кружащиеся вокруг искорки завились громадной спиралью, когда я сорвала цветок. Едва успела – Грегори закинул меня на плечо, проворчав, что так всяко будет быстрее! – Спасибо…
– Это ты кому?
– Лесным духам, – ответила я, украдкой глядя на небольшой цветок, сияющий золотом, который целиком скрывался в моей ладони. – Они помогли, не то я могла бы свернуть шею в этом овраге.
– Я недоглядел, – неожиданно сказал он и добавил, оглядевшись: – Благодарю, лесные духи, за мою…
Он умолк, не назвав имени, и правильно сделал. Мало ли, кто еще мог оказаться поблизости!
Лето шло своим чередом: грозы уже отгремели, поспела земляника, малина, а кое-где в парке обнаружились колючие кусты крыжовника и смородина, на удивление крупная и душистая. Из лесу слуги корзинами носили спелую ежевику и ходили с синими губами, потому как удержаться и не есть ягоды прямо с куста не могли. В корзины, поди, попадала одна ягода, а в рот – три!
Впрочем, и вишню уже можно было собирать. В этом году она удалась, сказала Роуз, помешивая душистое варенье, совсем как прежде, а то измельчала, в рот не возьмешь, до чего кислая, да и мякоти совсем не стало – кожица да косточка. А тут, видно, в ответ на заботу деревья отблагодарили урожаем! Да и дождей, и солнца было достаточно, чтобы ягода налилась как следует и хорошо вызрела…
Все было бы хорошо – даже роза прекратила ронять лепестки, и Грегори повеселел, – да только из дома вот пришли дурные вести. Я, когда прочла письмо, глазам своим не поверила: Манфред писал, что Летти пропала из обители! Я могла допустить, что своенравная девчонка сбежала, не желая идти замуж – жениха ей Манфред нашел, и свадьбу назначили на осень, – но как? Дверь, писал брат, была закрыта изнутри на задвижку, окно тоже закрыто, да и помнила я эти окошки, больше похожие на бойницы – даже небольшого росточка стройная Летти вряд ли бы протиснулась сквозь такое! Впрочем, при желании и смогла бы, но не прыгала же наземь? Спальни богатых воспитанниц не на первом этаже, потолки в обители высокие, до земли неблизко… Спустилась по веревке? Так не было никакой веревки, и цветы под окном (клумбы, взращенные стараниями воспитанниц, славились на всю округу) оказались не примяты. Перескочила на дерево и спустилась по нему? Так не белка же она, право слово! Да и из деревьев, писал Манфред, там поблизости лишь куст сирени, который мог бы смягчить падение, но ветви на нем целехоньки, а Летти, если бы прыгала в него, непременно пересчитала бы все сучки… Оставалось только предположить, что племянница превратилась в утренний туман и просочилась наружу сквозь щель в окошке или замочную скважину! Собаки след не взяли, хоть Манфред заплатил за лучших нюхачей в округе… Летти не видел никто, а она девушка красивая, да и платье воспитанницы должно было привлечь внимание.
Возможно, у нее был сердечный друг, о котором не знал ни ее отец, ни сестры, ни я? О планах Анны и Дианы я ведь тоже не знала… Мог он устроить побег? Думаю, при желании мог, и тогда Летти должна скоро объявиться. Либо не очень скоро: она ведь несовершеннолетняя, без согласия отца замуж выйти не может… Впрочем, это устроить не так сложно, были б деньги. А может, она рассчитывает на то, что, явившись с повинной головой к Манфреду, получит прощение и благословение? «Вожжей она получит, – мрачно подумала я, зная характер брата. – А ее кавалер как бы за решетку не угодил за совращение и похищение девицы. Впрочем, если он знатен и богат, то просто откупится…»
Я поежилась от дурного предчувствия, а когда сообразила, что насторожило меня в письме Манфреда… Сирень, значит, и утренний туман! Известно, во что превращаются феи! Но только если это впрямь дело рук той, о ком я подумала, то… зачем ей Летти? Что она затеяла? Станет шантажировать меня жизнью племянницы или придумает что-нибудь похуже?
Говорить об этом Грегори мне не хотелось: только-только он, казалось, избавился от постоянной тревоги – пусть не совсем, но хоть не впадал в уныние. Характер его, конечно, лучше не стал, Грегори по-прежнему оставался вспыльчивым, а перемену его настроения предсказать было крайне сложно, но в последнее время он пребывал в недурном и, я бы даже сказала, игривом расположении духа!
Он, конечно, и так понял бы, что я получила дурные вести, но я могла солгать, к примеру, что давно нет вестей от Майгеля… хотя нет, о таком лучше не говорить, чтобы не накаркать! Да он все равно дознался бы правды: отправил бы того же Хаммонда навести справки, и хороша бы я была со своим неуклюжим враньем… Придется сказать правду, но… не всю. Да, Летти пропала, но скорее всего сбежала с каким-то ушлым малым. А про сирень я упоминать не стану, только и всего. Что уж там задумала фея, даже представить не могу, противопоставить ей нечего, поэтому остается только ждать и уповать на то, что ее извращенный разум не измыслит такого, от чего пострадает и Грегори, и Летти. Я даже не могла понять, за кого из них больше переживаю!
Но как же фея забрала Летти, если это и впрямь была она? Вернее, как обманула, что посулила? Не знаю, можно ли забрать человека против его воли, да еще из обители… Хотя кто разберет, может, имя Создателя для фей – пустой звук! Скорее всего так и есть: дух сирени ведь говорила, что феи явились на эти земли задолго до людей, когда ни о каком Создателе еще и не слыхали. Вдобавок он был человеком… Ну, прямо скажу, не совсем обычным, если верить Книге Странствий, но все же людского в нем было куда больше, чем в древних богах, которых почитали до его Пришествия! То есть, вернее сказать, Путешествия, потому что Создатель на самом деле мир не создавал, а просто заглянул сюда ненадолго (по его меркам, конечно), чтобы поглядеть и подправить кое-что на свой вкус. А может, подумалось мне, он тоже был кем-то вроде фей, явившихся невесть откуда? Впрочем, это были вовсе уж кощунственные мысли, хотя Грегори, возможно, они понравились бы… Но упоминать при нем фей не стоило, это уж точно!
ebooksa