Мой друг – инопланетянин!

22
18
20
22
24
26
28
30

Азеф развел суету: забегал по участку, тыкая землю костылем – проверял, нет ли ловушек. Мы с графом выбрались из машины, но заходить на участок не стали. Решили посмотреть, как пойдет дело у Азефа. В конце концов, если я в своих умозаключениях был прав, то особой дипломатии тут не требовалось.

Азеф стремительно подошел к старику что-то быстро сказал. Тот ответил, протянул ему ключи и махнул вглубь участка. Затем развернулся и, не оборачиваясь, ушел в дом. Азеф замахал над головой костылями, подпрыгивая на одной ноге. Это означало, по-видимому, приглашение подойти к нему. Мы с графом удивленно переглянулись – где же обещанное вхождение в доверие с предварительными разговорами на нейтральные темы? Однако делать было нечего, мы вошли в калитку. Ганц, в соответствии с планом, остался сидеть за рулем.

– В общем, мужик раскололся, связь с Регистратором там – он махнул рукой вглубь участка, – в туалете; через унитаз с ним связь.

– Что? – я не поверил ушам, – это что за извращение? Ведь на этой планете ничего более ценного нет, чем-то, что они в унитаз засунули!

– А кто тебе сказал, что унитаз этот настоящий, это может просто конструкция такая, под унитаз законспирированная, что бы никто не догадался. – Азефа, кажется, ничего не смущало. Впрочем, если все действительно обстоит так, как я думал, бояться вроде было нечего.

Мы двинулись в направлении к сарая. Шли гуськом, друг за другом. Идти с каждым шагом становилось все тяжелее. Ничего, казалось, не происходило, однако было впечатление, что ступни начинают прилипать к земле. Это заметили наконец все идущие и стали в недоумении озираться. Я же, подняв ногу и присмотревшись к земле в ужасе закричал – она вся была покрыта маленькими цепкими лапками, торчащими из из грунта; когда мы ступали, они со всех сторон цеплялись за подошву, не давая оторваться ей от земли. Причем, как я понимал, по мере приближения к сараю, лапки становились все больше, все злее. Они все сильнее цеплялись за нашу обувь, не позволяя идти вперед. Начал дуть сильный ветер, причем с каким-то песком – я никак не мог понять, откуда он здесь. Деревня, по виду, была расположена в среднечерноземной области, виднелось болото и отсутствовал даже намек на пустыню. Небо меняло свой цвет: из синего как на Земле оно стало сперва оранжевым потом бордовым и, наконец, начало темнеть принимая коричневые тона. Становилось темно. Но мы еще видели очертания сарая и продолжали идти к нему. Азеф уже не кричал и не подпрыгивал впереди – ему приходилось труднее, чем нам – костыли больше не помогали идти, они стали дополнительными точками соприкосновения с поверхностью, которая, как казалось, теперь не помогала, а мешала нам двигаться.

Я оглянулся, Ганц, сидящий в машине, сдвинул свои очки сварщика со лба на глаза, и сидел так, с гордо выпрямленной головой за рулем, ничего, вокруг уже не видя. Я стал чувствовать, что и руками сановится двигать все трудней. Азеф повернулся ко мне и, уже еле передвигая ногами, и мешая всем остальным, что-то мне проорал, показывая на рот. Граф, идущий следом, тоже ко мне повернулся и я услышал сквозь усиливающийся ветер – «…бка, не… ожжешь, …орее, …орее!» – мои мысли парализовала какая-то мутная пелена. Я уже не понимал, где мы, и что происходит; это было похоже на очень сильный гипноз, я почти не мог двигаться. Мы как бы оказались вмороженными в какую-то, сначала вязкую, а теперь уже почти твердую субстанцию. Когда двигаться стало невозможно вообще, стала возвращаться способность к мышлению. И первое, что я подумал, это было, – «ИДИОТ!». – Имелся ввиду я сам. Мне стали понятны сигналы, так и застывшего с выпученными глазами, все еще полуобернувшегося Азефа, и прощальный полупоклон графа, растерянность застывшего за рулем авто Ганца с надвинутыми на невидящие глаза очками.

«А надо-то было – всего лишь стрелять… промокашкой из трубки! И просто сказать, что бы все прекратилась… – мысль хоть и была запоздалой, но все же порадовала тем, что я еще не утратил способности мыслить. И значило это, что мне хоть будет чем заняться… в этой застывшей плексигласовой бесконечности…

«Ну что ж. Мысль была интересной», – с трубкой им справиться не под силу, а со мной смогли. – «Только, почему они раньше этого не сделали?»

В пространстве, однако, происходили какие-то изменения. От сарая, который я теперь, вследствие сгустившегося сумрака видел смутно, отдалилось какое-то светящееся облако. Оно двигалось ко мне, постепенно приобретая очертания человеческого силуэта. Наконец оно приблизилось и, остановившись достаточно близко, что бы я мог его разглядеть, замерло. Это был силуэт в светлом балахоне; лицо было скрыто, но впечатления враждебности у меня не было. Сказать честно, я даже обрадовался: события как-то развивались, и это давало надежду. Впрочем, на что – было понятно не очень.

– Путник, зачем ты здесь? – услышал, или, скорее, почувствовал я голос, исходивший от силуэта.

– А кто ты? – я понимал, что отвечать встречным вопросом не очень корректно, но, памятуя опыт планеты Вода, решил, что лучше быть некультурным, чем аннигилированным.

Силуэт, казалось, был равнодушен к этикету, поэтому ответил сразу.

– Я, Дух Регистратора. А ты – мой повелитель. Поэтому, я сам решил к тебе придти, не дожидаясь.

Известие меня ошеломило. Какой на фиг повелитель, если я заморожен в коричневом плексигласе. «Что вообще происходит-то, зачем весь этот перформенс?» – мысли буквально смешались в моей голове.

– Зачем ты это сделал?

– Это не я. Это старик. Он все еще надеется спасти свой мир. Но бесполезно. И я ему об этом говорил. – Тут я вспомнил, что и точно, Регистратор же все знает! Парадокс какой-то; но я все же не понимал ситуацию до конца.

– Подожди-ка, если ты все знаешь, так ты знаешь тогда, что бороться со мной бесполезно. Так за чем тогда… ах да! Старик… но он, ведь, цель свою достиг, я неподвижен!

– Сейчас ты не совсем в порядке, шок. На самом деле…

***