Хинкус уже поднялся. Он стоял посередине комнаты со опущенными подтяжками и вытирал лицо большим полотенцем.
— Доброе утро, — сказал я. — Как вы себя чувствуете?
Он настороженно глядел на меня исподлобья, лицо его несколько опухло, но в общем он выглядел вполне прилично. Ничего в нем не осталось от того сумасшедшего затравленного хорька, каким я видел его несколько часов назад.
— Более или менее, — буркнул он. — Чего это меня здесь заперли?
— У вас был нервный припадок, — объяснил я. Лицо у него немного перекосилось. — Ничего страшного. Хозяин сделал вам укол и запер, чтобы вас никто не беспокоил. Завтракать пойдете?
— Пойду, — сказал он. — Позавтракаю и смотаюсь отсюда к чертовой матери. И задаток отберу. Тоже мне — отдых в горах… — Он скомкал и отшвырнул полотенце. — Еще один такой отдых, и свихнешься к чертовой матери. Без всякого туберкулеза… Шуба моя где, не знаете? И шапка…
— На крыше, наверное, — сказал я.
— На крыше… — пробурчал он, надевая подтяжки. — На крыше…
— Да, — сказал я. — Не повезло вам. Можно только посочувствовать… Ну мы еще поговорим об этом.
Я повернулся и пошел к двери.
— Нечего мне об этом разговаривать! — со злостью крикнул он мне вслед.
В столовой еще никого не было. Кайса расставляла тарелки с сэндвичами. Я поздоровался с нею и выбрал себе новое место — спиной к буфету и лицом к двери, рядом со стулом дю Барнстокра. Едва я уселся, как вошел Симонэ — в толстом пестром свитере, свежевыбритый, с красными припухшими глазами.
— Ну и ночка, инспектор, — сказал он. — Я и пяти часов не спал. Нервы разгулялись. Все время кажется, будто тянет мертвечинкой. Аптечный такой запах, знаете ли, вроде формалина… — Он сел, выбрал сэндвич, потом посмотрел на меня. — Нашли?.. — спросил он.
— Смотря что, — ответил я.
— Ага, — сказал он и неуверенно хохотнул. — Вид у вас неважный.
— У каждого тот вид, которого он достоин, — отозвался я, и в ту же секунду вошли Барнстокры. Эти были как огурчики. Дядюшка щеголял астрой в петлице, благородно седые кудри пушисто серебрились вокруг лысой маковки, а Брюн была по-прежнему в очках, и нос у нее был по-прежнему нахально задран. Дядюшка, потирая руки, двинулся к своему месту, искательно поглядывая на меня.
— Доброе утро, инспектор, — нежно пропел он. — Какая ужасная ночь! Доброе утро, господин Симонэ. Не правда ли?
— Привет, — буркнуло чадо.
— Коньяку бы выпить, — сказал Симонэ с какой-то тоской. — Но ведь неприлично, а? Или ничего?
— Не знаю, право, — сказал дю Барнстокр. — Я бы не рискнул.
ebooksa