– Заткнись, дура, я про чаек, а не про этих кретинов! Хотя они тоже орут! Заткнитесь, кретины!
– Сам заткнись, дерьмоед! Из пасти так несет, что блевать – не проблеваться!
– Почему мы должны топтаться здесь в самую жару?! Почему мы вообще согласились встретиться с ним здесь, это же самоубийство!
– Да потому что этот высокорожденный так захотел! Он нас подставляет!
– Верно, – кивнул я, – подставляю. Это была самоубийственная глупость соглашаться на такое. Вы все – приманка.
Секундное затишье в клочья разорвал поток разъяренных возгласов, который я немедля прервал, подняв руку и сжав пальцы в кулак. Свободолюбивым индивидуалистам пришлось заткнуться, ибо в кулаке моем, выражаясь фигурально, находились их тестикулы.
– Я уверен, что Старый Гриф предложил это место просто так, чтобы испытать удачу. Он и не думал, что вы согласитесь, ведь это глупо. Бурерожденные могут заявиться сюда хоть все сразу, а вы едва пробрались с небольшими свитами телохранителей. Для пернатых здесь простор, вся территория как на тарелке, в то время как вы заперты на ограниченном участке суши и не можете даже глаз поднять в сторону палящего светила. Для Старого Грифа это просто конфетка, а не возможность уничтожить вас всех одним махом. Поэтому он и явится сюда сам, дабы посмотреть на ваши тупые рожи да поглумиться напоследок. Я надеюсь на это.
– Ах ты, сучий…
– Мы так не договаривались!
– Ну все, вилы тебе!
– Подстава, валим…
– Чего вы всполошились? Объект моего интереса скоро явится, и наша сделка будет официально закрыта…
– Хорош метаться, они уже здесь.
Чайки испуганно разлетелись в разные стороны, когда небо заняли птицы покрупнее, – Бурерожденные поднялись на потоках ветра снизу и быстро окружили утес. Змееяды, беркуты, чеглоки, поморники, фрегаты, серые пеликаны и многие-многие другие. Триста тридцать два источника эмоций над нами.
Он опустился на утес в сопровождении десятка уродливых подручных – лысых ибисов с иссиня-черным оперением, каждый из которых имел в когтях по карабину. Старый Гриф оказался не просто грифом, а самым настоящим кондором, громадной тварью в черно-белом оперении с невообразимым размахом крыльев. Его лысую голову венчал уродливый кожистый нарост, голая шея росла из пышного воротника белоснежного пуха, а когти на руках и ногах походили на полноразмерные серпы. Авиак сделал несколько неловких шагов, цокая ими о камень, поглядел на собравшихся одним своим глазом, потом другим – и наконец расхохотался:
– Чем вы думали, когда решили прийти сюда, никчемные ублюдки?!
Главари рассматривали веселившегося собрата со страхом и смятением.
– Это он?
– Да нет! Это же Рифтазо, его сын!
– Я видел Рифтазо, это не он.